установленных НКВД, и нарушало принятые методы работы, действовавшие с конца 20-х годов, когда их установил Артузов[891]
. Теперь Центр стоял перед дилеммой: Короткое не считал возможным расспрашивать Шульце-Бойзена о его партийной деятельности, поскольку пришлось бы непосредственно вмешаться в дела Коминтерна. «Что делать?» — спрашивал Короткое, поясняя, что, заняв жесткую позицию, он нанес бы ущерб своим отношениям со «Старшиной» в критический момент и отбил бы у него желание вербовать новые источники информации[892]. В ответе от 25 апреля Центр дал указание Короткову «как-нибудь попытаться повлиять на их деятельность», заботясь о том, чтобы «не вмешиваться в партийные дела». Однако ему было дано указание «обеспечить изоляцию «Корсиканца», «Старшины» и «Старика» от всякой партийной работы»[893].Если под «партийной работой» Центр понимал подпольную антифашистскую деятельность, то это распоряжение было легче отдать, нежели выполнить. Но материалы НКВД свидетельствуют о том, что начальство было достаточно сильно заинтриговано меморандумом «Старшины» и поэтому рассмотрело возможность использования его для получения информации об антифашистской оппозиции. По словам Шульце-Бойзена, среди старших офицеров «люфтваффе» существовала «достаточно сильная неприязнь к Гитлеру», которая была видна по тому, как они иронически называли фюрера «Адольфом» и утрированно выкрикивали «Зиг хай ль!». Как сообщалось в меморандуме «Старшины», после того как не удалось разгромить Британию в 1940 году, в некоторых военных кругах возросло недовольство. Сомневаясь в том, что такое недовольство было достаточно глубоким, чтобы вылиться в путч, «Старшина» в то же время считал, что его время настанет «в случае, если Гитлер не сможет выиграть войну с Советским Союзом»[894]
В деле «Корсиканца» есть схема берлинской сети «Красной капеллы», составленная в 1941 году; из нее видно, что Москва действительно планировала внедриться в антигитлеровскую оппозицию и использовать ее. Она сосредоточила свое внимание на сети Кукхоффа, и впоследствии — в мае 1941 года, после того как берлинская резидентура прислала в Москву досье на правящие круги нацистов, составленное начальником полиции Хелльдорфом, — был разработан план. Адольф Гримме — еще один член сети «Старика» — был назначен Москвой на роль потенциального связника для установления контактов между Москвой и группами антигитлеровского подполья, которые возглавляли Лейхнер и Гёрделер. Были подготовлены соответствующие задания для Кукхоффа, но осуществление плана пришлось отложить, после того как связь между Москвой и ее берлинской подпольной сетью была нарушена в результате немецкого вторжения в Советский Союз.
Перерыв в связи продолжался более четырех месяцев. Здесь не было вины Короткова, организовавшего доставку группе «Старшины» двух передатчиков (точные даты не установлены). Один из них был маленьким, с батарейным питанием, а другой — более крупным аппаратом с питанием от сети, но и он в разобранном виде умещался в чемодан и становился переносным. Аппаратура была доставлена из Москвы в Берлин в конце мая дипломатической почтой вместе с новой системой шифрования, которую предстояло использовать.
Короткое сообщил Шульце-Бойзену, что очень важно не хранить никаких шифрованных сообщений. Для дополнительного повышения безопасности предусматривалось, что ключи от шифров будут запоминаться, а само шифрование будет выполняться с помощью внешне вполне безобидных книг немецкой прозы[895]
. Берлинские группы подобрали несколько безопасных мест на верхних этажах домов надежных товарищей, живших за городом, где можно было собирать передатчики и выводить их антенны на чердак для связи с Москвой. Центр сообщил, что он будет ждать радиограмм в заданные часы и по заданным числам, кратным числам четыре и семь[896].На роль радиста в группе Харнака подобрали инженера фирмы «АЭГ» Карла Беренса; ему присвоили позывной D5 и дали оперативный псевдоним «Штральман». Шульце-Бойзен выбрал скульптора и резчика по дереву Курта Шумахера для работы радистом на передатчике с позывным D6, под оперативным псевдонимом «Тенор». Однако Шумахера призвали в армию, и Шульце-Бойзен заменил его молодым техником с фабрики по имени Ханс Коппи; ему был дан оперативный псевдоним «Кляйн». Получив в мае инструктаж от опытного радиста из «легальной» берлинской резидентуры НКВД, Коппи стал квалифицированным «музыкантом», как называли радистов, работавших с азбукой Морзе, на жаргоне разведчиков. С 7 по 16 июня 1941 г. Коппи проводил успешные испытания передатчика D6, передавая сообщение «Ein tausend Griisse an alle Freunde», которое в Москве успешно приняли и расшифровали[897]
.