Роковые иллюзии

Сведения, которые собирали и отправляли во Францию, касались главным образом военного положения, военных планов Франко, вооружений, перемещения войск и включали также политическую информацию. Эти данные в конечном счете попадали в руки Орлова как главного представителя НКВД в Испании, а он передавал их республиканскому правительству.

Никто и не подозревал, что застенчивый, слегка заикающийся молодой английский репортер, надоедающий военному персоналу Франко педантичными вопросами, был советским агентом. Но, как вспоминает Филби, однажды он был на грани разоблачения, когда через пару недель пребывания в Севилье он в один прекрасный день решил отправиться поездом в Кордову, чтобы посмотреть бой быков. Он и не подозревал, что оказался в запретной военной зоне, когда его арестовала и подвергла допросу военная полиция. Ему приказали вывернуть карманы. Только благодаря своей сообразительности — он уронил бумажник на пол — Филби получил возможность достать и проглотить изобличающий его шифр, пока полицейские собирали разлетевшиеся по полу его бумаги.

Но Филби подстерегала и другая, фантастически «запланированная» опасность провала. Возможность разоблачения скрывалась в адресе, который дал ему Дейч для отправки зашифрованных или тайнописных разведывательных сообщений во Францию. Путь этот был, следует отметить, слишком прямолинейным. «Только спустя восемь лет я узнал, к своему ужасу, — вспоминал Филби в 1980 году, — что по этому адресу — ул. Гренель, 79 — в Париже размещалось советское посольство»[341]. Прояви испанские почтовые цензоры бдительность, они могли бы предпринять расследование, которое, несомненно, привело бы к аресту Филби как шпиона. Для военной разведки Франко не составило бы труда установить личность британского репортера и его шпионскую деятельность по испанским почтовым штемпелям тех мест, где шли бои. Примитивный шифр, который он использовал для своих сообщений, отправляемых по почте в Париж, можно было без труда раскрыть и обнаружить подлинное содержание писем, которые он продолжал посылать в течение нескольких недель из всех районов активных боевых действий. Советская разведывательная служба впоследствии признает, что эта вопиющая ошибка поставила их агента под угрозу в самом начале его длинной карьеры. Но судьба улыбалась Филби в отличие от Орлова, которого преследовали неудачи, вынудившие его покинуть резидентуры в Англии и во Франции. Теперь Орлов стал начальником «легальной» резидентуры НКВД в Мадриде, и именно в его руки попадали разведдонесения, устойчивый поток которых возобновился после того, как «Сынок» получил новую шифровальную таблицу.

«В мае 1937 года я возвратился в Лондон, — писал Филби. — Естественно, Дейч был разочарован результатами»[342].

В Дейче как в зеркале отразилось огорчение самого Филби по поводу того, что ему так и не удалось выполнить «главное задание» — собрать информацию о штаб-квартире Франко и подходах к ней. Тем не менее, когда Филби высказал сомнения в своих способностях решить эту задачу, Дейч подбодрил явно расстроенного молодого человека похвалой за все, что он уже сделал. Малли, в свою очередь, сообщил Центру о своем беспокойстве по поводу того, что они требуют от Филби слишком многого. Он изложил эти мысли в сообщении от 24 мая 1937 г.:

«Факт то, что «Зенхен» приехал обратно в очень угнетенном состоянии духа. Ему даже не удалось добраться до интересных объектов. Но я думаю, вернее, чувствую из разговоров с ним, что если бы ему даже удалось пробраться в Саламанку, если бы ему даже удалось добраться до Франко, то, несмотря на его желание, он не в состоянии был бы выполнить то, что от него требовалось. При наличии у него преданности и готовности жертвовать собой у него не хватает для этого физической храбрости и прочих данных»[343].

Малли просто и ясно высказал Москве свое мнение, что его агент ни психологически, ни физически не подходит для отведенной ему роли в подготовке похищения. Но Малли еще раньше высмеял руководство НКВД за желание следовать такому абсурдному плану. Впоследствии Дейч писал, что со стороны Малли это было грубой ошибкой. Критика в адрес Центра, как правило, подрывала в глазах агента его авторитет. Свое крайнее неодобрение того, что Малли пренебрежительно говорил о руководстве в присутствии Филби, Дейч ясно выразил в отчете о кембриджской группе, написанном им в 1939 году после его возвращения в Москву: