— Mois bien[8]. Знаете, господин следователь, один раз он сказали мне очень удивительный слова: «Я есть свой собственный кумир и любить себя, как нежная мать любить свое дитя».
— Вот даже как! — удивился Гурский. — Ладно, продолжим. Этот «собственный кумир» обладал сильной волей и целеустремленностью или был вял и нерешителен?
— Очень скорее второе.
— А какое состояние духа в нем преобладало — веселое и бодрое или унылое и подавленное? Иначе говоря, он был пессимистом?
— О да, и очень большой, хотя я всячески его… как это по-русски… не говорить, а такой длинный слово — от-го-ва-ри-вать.
— Интересная получается картина! Самолюбивый, избалованный и слабовольный эгоист и пессимист — не многовато ли для едва вступившего в жизнь семнадцатилетнего юноши? Однако давайте ненадолго оставим его в покое и поговорим о вас…
— Я опять не совсем понимаю, что вы хотить этим сказать, — повела плечами француженка, внимательно глядя на Гурского.
— Вы его ревновали? — выждав небольшую паузу, в упор спросил следователь.
— Как? — после этого неожиданного вопроса мадам Дешам заметно стушевалась, зато к ее поблекшим щекам прилила кровь.
— У меня имеются свидетельские показания гимназических товарищей Юлия, согласно которым вы ходили с ним на их пирушки и вели себя там весьма вольно. При этом стоило ему заговорить с одной из присутствующих барышень, вы начинали заметно нервничать, а однажды чуть было даже не устроили ему скандал.
— Ах, это! Но ведь всякая женщина всегда немножко ревновать… Даже мать сына к своей… как это в России называется?.. Ах, да, невестка.
— Я имел в виду совсем не это, — сурово заявил Макар Александрович. — Ведь у вас были половые сношения с вашим воспитанником, не так ли? Только отвечайте без уверток, иначе у меня будут самые серьезные основания усомниться в вашей искренности!
Мадам Дешам ненадолго задумалась, а затем вскинула на следователя блеснувшие глаза и чуть заметно усмехнулась.
— Месье Юлий очень просил меня научить его всему этому…
— И сколько же ему было лет, когда вы приступили к процессу обучения?
— Я не помню…
— Тогда я вам напомню! Согласно записям его дневника, ваши интимные отношения начались, едва ему исполнилось четырнадцать лет! Таким образом, ваша связь тянулась уже три года и в последнее время начала его заметно тяготить! По свидетельствам товарищей и дневниковым записям, Юлий высказывал желание порвать с вами, тем более что ему всерьез начала нравиться девушка одного с ним возраста. Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню?
Видя, что француженка начинает судорожно теребить носовой платок, следователь понял, что у мадам может в любой момент случиться истерика, и тогда вопрос о броши придется отложить на другой раз. Поэтому Макар Александрович решил отвлечь ее внимание, чтобы избежать женских слез, которых, как истинный джентльмен, он очень не любил.
— Будьте любезны взглянуть на эту вещицу, — меняя деловой тон на дружеский и показывая брошь, попросил Гурский. — Вы ее где-нибудь видели?
Мадам Дешам подняла голову и, как ему показалось, в ее взгляде вновь что-то блеснуло. Впрочем, это могло быть чисто женское восхищение дорогим украшением.
— Нет, — отвечала она, — ни у мадемуазель Надин, ни у мадам Симонов, я не видела такой красивый брошь.
— А у старшей дочери Катрин?
— Тоже нет.
— Ладно, — с сожалением вздохнул Гурский, — тогда позвольте последний вопрос. Каковы были родственные отношения в этом семействе?
— Ви иметь в виду отношений между месье и мадам или их отношений к своим детям? — деловито уточнила француженка, убирая платок.
— Мне интересно все, — заверил следователь.
— Отношений между супруги меня не касаться, но они очень любить всех трех своих дети.
— И кого больше?
— Месье Юлий.
— Вы уверены? — удивился Макар Александрович. — Зачастую большая толика родительской нежности достается младшей из дочерей.
— Совершенно уверена, — подтвердила мадам Дешам, — месье Юлий бил всеобщий любимец… Это бил такой славный мальчик!
Глава 9
СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ
— Ну что? — нетерпеливо обратился к горничной Павел Константинович стоило ей войти в его кабинет, где помимо самого Симонова находились его жена — Ангелина Николаевна — и старшая дочь Катрин со своим мужем.
— Мадемуазель Надин ушла, а господин Юлий занимается французским с мадам Дешам, — доложила девушка.
— Прекрасно. В таком случае иди и позаботься о том, чтобы нам никто не помешал.
— Слушаюсь.
Павел Константинович собственноручно запер за горничной дверь, после чего в задумчивости прошелся по мягкому ковру под напряженными взглядами родных, явно заинтригованных столь таинственными приготовлениями. Наконец он раскурил дорогую сигару, что делал крайне редко, и, продолжая расхаживать по кабинету, с пафосом изрек: