Роковые сапоги

— Что-то мне не понятен ваш разговор о сапожнике без сапог, продаже и ранах. Я исполняль все, в чем поклялся, слышите, я разоблачиль его в школе, я расстроил его свадьбу и лишиль его двадцать тысяч фунтов, а сейчас я показаль против него. Все это сделаль я, и скажите кто-нибудь, что я не отомстиль ему.

И старый негодяй пошел на свое место под смешки безжалостно разглядывающей меня публики, — как будто на меня и без того не свалилось довольно несчастий.

— Бьюсь об заклад, это самая дорогая пара сапог в вашей жизни, — хитро заметил судья Дьюбобвиг и стал расспрашивать меня о моих дальнейших злоключениях.

Доведенный до отчаяния, я поведал ему обо всем: и как стряпчий мистер Соломонсон представил меня богатой вдове миссис Манассе, у которой было пятьдесят тысяч фунтов и плантация в Вест-Индии, и как я женился, и как меня арестовали через два дня по приезде в Лондон, и как этот же самый Соломонсон подал на меня в суд за долги моей жены, требуя уплаты двух тысяч фунтов.

— Стойте! — прервал меня один из судейских. — Эта миссис Манассе — крикливо одетая брюнетка без одного глаза? У нее трое детей, и она частенько бывает под хмельком, да? А Соломонсон такой маленький, рыжий?

— Да, да, — отвечал я со слезами на глазах.

— За последние два года эта женщина вышла замуж три раза, один раз в Ирландии, один в Бате. Ее законный муж — некий Соломонсон, и десять дней назад они отплыли в Америку.

— Но зачем вы отдали им свои две тысячи фунтов? — спросил меня тот же судейский.

— Сэр, но ведь на них наложили арест!

— Ну что ж, мы освобождаем вас. Вам не повезло, мистер Стабз, но только, похоже, охотник попался в собственные силки.

— Нет, — возразил мистер Дьюбобвиг, — просто птичка-то оказалась удавом.

Ноябрь. Красный мундир

Из суда я вышел свободным человеком, но нищим. Да, сэр, я, капитан Стабз из доблестного полка Северных Бангэйцев, оказался на улице, без куска хлеба, без крова над головой.

Я уныло брел по Португал-стрит, как вдруг чья-то рука легла мне на плечо и знакомый голос произнес:

— Ну что, мистер Штапс, сдержаль я слово? Я ведь сказал, что сапоги вас погубят.

Я был так подавлен, что промолчал и только поднял глаза к крыше дома напротив, ничего не видя от слез.

— Как? Вы плачете, как грудной младенец? И вы хотели жениться ха-ха-ха! — обязательно на богатой невесте! Но вы попались к этой невесте, как канарейка к вороне. Ощипаль она вас, а? Ха-ха-ха!

— Ах, мистер Штиффелькинд, — наконец вымолвил я, — не смейтесь над моей бедой. Эта женщина не оставила мне ни пенса, и теперь меня ждет голодная смерть. Да, да, голодная смерть!

И я разразился душераздирающим плачем.

— Вас ждет голодная смерть? Чепуха! Вы умрете не от голода, вас будут повесить, ха-ха-ха! Это куда легче, вот увидите!

Ничего не отвечая, я рыдал так, что на нас стали оглядываться прохожие.

— Ну, ну, — сказал Штиффелькинд, — не плачьте, капитан Штапс, не к лицу для офицера плакать, ха-ха-ха! Идите со мной, я буду кормить вас и обедом и завтраком и не возьму с вас ни пенса, пока ви сам не начнете зарабатывать деньги.

И этот старый чудак, который так жестоко преследовал меня в дни удачи, пожалел меня в моем горе и отвел к себе домой, как и обещал.

— Я прочел ваше имя в списке банкротов и поклялся, что ви будете жалеть о сапогах. Теперь уж дело сделано, не будем вспоминать прошлого. Эй, Бетти, Бетхен, постели еще одну постель и положи еще одну вилку и нож, со мной будет обедать лорд Горнуоллис!

Я прожил у этого нелепого старика полтора месяца, вел его книги и вообще делал, что умел, — например, разносил сапоги и башмаки заказчикам, как будто никогда и не был офицером полка его величества. Денег мне Штиффелькинд не платил, но кров и еду предоставил. Мастера и подмастерья дразнили меня генералом и лордом Корнуоллисом, а старый Штиффелькинд не уставал придумывать все новые прозвища.

В один прекрасный — вернее, в один злосчастный — день, когда я наводил блеск на изделие мистера Штиффелькинда, в лавку вошел он сам под руку с какой-то дамой.

— Где капитан Штапс? — вопросил он. — Где цвет и гордость армии его величества?

Я как чистил башмак, так и вышел с ним в руках из-за перегородки.

— Гляди, тушенька, — сказал он, обращаясь к даме, — вот твой старый приятель, его светлость лорд Горнуоллис! Кто бы мог подумать, что его высокородная светлость станет чистильщиком сапог? Капитан Штапс, вот ваш бывший предмет, моя дорогая племянница мисс Гратти. И как ты только могла, Магдален, оставить такого блестящего кавалера? Подайте ей руку, капитан. Она испачкана в ваксе? Ничего!

Но мисс отскочила от меня как ужаленная.

— Я никогда в жизни не подам руки чистильщику сапог! — фыркнула она.

— Не бойся, туша моя, его руки не испачкают тебя. Ведь его только что «обелили» в суде, разве ты не слышала?

— Ах, дядюшка, — сказала она, — зачем вы принуждаете меня оставаться в обществе таких низких людей?

— Низких? Потому что чистит башмаки? Бьюсь, капитан предпочитает сапоги, а не башмаки, ха-ха-ха!