Роковые таблички (СИ)

Внезапно, едкая горечь понимания залила мысли Макса – а ведь, и в самом деле, похоже, что его надули. Как он мог довериться первым встречным? Ведь они ничем не рисковали - он же не сможет вернуться в город. Дикая обида и злоба, как огненная лава, начали клокотать в душе Максима, грозя выплеснуться наружу и уничтожить всё на своём пути. Остатки благоразумия отчаянно скрипели под напором первобытной ярости, грозя рассыпаться в прах даже при легчайшем тычке извне. И этот болезненный укол не заставил себя долго ждать – пьяный мужик продолжал заходиться смехом, и повторять:

- Да ты, мужик, знаешь кто? Ты – ло-о-ох!

В последней попытке удержать свой гнев в упряжи благоразумия, Максим попытался урезонить наглеца, прошипев сквозь, стиснутые до хруста, зубы:

- Заткнись, урод!

Но оборванец не обратил внимания на его предупреждение, и чуть ли не задыхался в хохоте:

- Ха-ха, лох, ну лох!

Макса затрясло от бешенства. Скулы и виски стиснуло судорогой, а картинка перед глазами запрыгала-заплясала, как в телевизоре во время сильной грозы. Перед внутренним взором, как в кровавом тумане ухмылялись лица усатого водителя-кидалы и его помощника-собаковода. Руки метнулись вперёд и, будто прикипели к трясущемуся от смеха горлу пропойцы. Максим пытался рвать пальцами горло мерзавца, но те скользили по дряблой и жирной коже.

Тогда обезумевший мужчина принялся с размаху бить головой пьяницы об угол металлического каркаса остановочной будки. Он колотил, вкладывая в каждый удар всю свою силу и злость, будто вколачивал головой обидчика толстые стальные шкворни в стену. Он хотел выбить из наглеца желание с хохотом повторять оскорбления, но в его голове бесконечно звучало: «Лох, лох, лох».

Максим остановился, когда силы стали покидать его, а руки почти онемели от усталости. Он остановился отдышаться, и только теперь, когда багряная пелена безумия спала с его глаз, увидел, что мужик, чьё горло он продолжал сжимать ладонями, уже не дышит. Его голова безжизненно болталась, а от затылка до темени кожа сползла ужасными лохмотьями, как небрежно сорванная обёртка с растаявшей, липкой карамели. Отвратительная рана открыла взору осколки черепной кости и комья волос, налипшие на сморщенный глянец мозга.

Максим смотрел на страшное дело своих рук, и не мог поверить, что смог убить человека, пусть и никчёмного, по ничтожному поводу. Он-то ведь Максиму ничего особенно плохого не сделал. А ругательства и противный смех – разве это повод для зверского убийства? Но, что случилось, то случилось – жизнь мужику не вернёшь. Не в силах видеть больше дело своих рук Максим стал осторожно пятиться назад. Но, стоило ему сделать шаг, как жестокий спазм в животе скрутил его, едва не остановив биение сердца. Максим, задыхаясь, рухнул на колени, и тут его жестоко вырвало прямо на одежду убитого.

Удушающая, сильная и продолжительная рвота, спустя минуту, наконец, прекратилась, и Максим, утирая рот от желчи и глаза от слёз, отполз в противоположный угол павильона. Взобравшись на скамейку, он закусил костяшки сжатого кулака зубами, и беззвучно зарыдал. Он впервые убил человека! От осознания этого на душе Макса становилось всё более мерзко. Только сейчас он окончательно понял, что возврата к прежней жизни не будет никогда. Прежний мир прекратил своё существование только сейчас, со смертью бесполезного, грязного и пропахшего спиртом неудачника.

Мужчина долго сидел, вжавшись в угол автобусной остановки. Сидел без движения, тупо уставившись вдаль. Он мог так и остаться на этом месте, постепенно теряя силы и живительное тепло, если бы не вспомнил, зачем он вышел из города. Да, он должен спасти любимую, и чёрт с ним, с рюкзаком. «Да, и мужик этот тоже долго бы не протянул», - вынесшее поочерёдную атаку волн гнева и раскаяния, сознание услужливо подкинуло Максиму оправдание в убийстве.

Стараясь не смотреть в сторону трупа, Максим встал, и на слегка подрагивающих ногах, пошёл прочь от остановки. У выхода ему попалась на глаза картонная коробка с мусором. Сам не понимая зачем, Максим пнул её носком ноги. Из картонного нутра послышался характерный звон бутылочного стекла. В памяти тут же зазвучало предложение ныне покойного мужичка купить у него спиртное.

Максим нагнулся и разгрёб руками мусор. Да руками, ведь после случившегося, мусор не казался таким уж отвратительным и грязным. На дне коробки лежали четыре больших бутылки с водкой. Макс ухватил одну, и быстро свинтил пробку. Понюхал – да, водка, никакого обмана, причём крепчайшая. Он стал лить пахучую жидкость на ладони, и тереть их одну о другую. Содержимое бутылки он целиком потратил на то, чтобы смыть с рук, лица и шеи куски мозгов и сгустки крови.

Максим посмотрел на солнце сквозь бутылочное стекло, подумав: «Найди я этот тайник десять минут назад, выхлестал бы всю бутылку, и не поперхнулся. И так свалился бы под лавку на обоссаный асфальт». Хорошо, что этого не случилось, иначе у него не осталось бы ни малейшего шанса вновь увидеть Ольгу. Ночи-то теперь холодные – к утру на остановке было бы уже два трупа.