Роковые таблички (СИ)

Максим себя таковым не считал, и остановился в пустой хибарке на отшибе, возле старого бетонного забора. Похоже, что когда-то за этой оградой располагались склады, или подсобные цеха какой-нибудь фабрики. А этот бревенчатый домишко служил в те времена чем-то вроде проходной и, одновременно, бытовки для сторожей. Странный выбор для пропускного пункта. Максим так и не понял – куда вёл этот выход? Может, дорогу много лет назад провели по-новой, но уже в другом месте? Там и ворота другие прорубили, а тут проход оставили так – на всякий пожарный, или, просто, руки не дошли заделать.

Место было настолько глухое, что даже на заборе, кроме лишайников и сизой плесени, не было ни обычных в таких местах граффити, ни даже просто похабных надписей, которые, порой, будто сами собой прорастают на свободных плоскостях. А здесь – ни закорючки, ни чёрточки. И правильно – кому читать-то? С одной стороны – осиротевшие ангары, с другой – заболоченный пустырь, упирающийся у горизонта в реденький, как пушок на лысине, лесок.

Максим нашёл эту развалюху случайно, когда, выйдя из города, увидел в стороне от дороги забор, и решил обойти его. Домишко привлёк его уединённостью, почти целыми стёклами, прекрасным обзором окрестностей и небольшой печуркой в углу. Ну, и ещё ему понравилось, что в случае опасности он мог легко скрыться как в одну, так и в другую от забора сторону. С учётом последнего случая – огромный плюс в пользу выбора для временного жилья этого домика из почерневших от старости брёвен.

Максим смог наломать дощечек от сваленных у забора складских поддонов, ещё до того, как окончательно стемнело. На растопку печи ушёл почти час. Дым поначалу не желал уходить в трубу, настойчиво растекаясь едким облаком по жилищу. Лишь когда Максим вспомнил, что надо открыть заслонку трубы, дело пошло на лад. Ясно, что он слегка одичал в городе с центральным отоплением, да потом со своей самопальной буржуйкой-каменкой, и позабыл о том, как нормальными деревенскими печами пользоваться.

В комнате, освещаемой лишь красноватыми бликами печного огня, Максима неодолимо тянуло спать. Даже напомнившие о себе болячки, полученные в начале дня, бессильны были разогнать неодолимую дремоту, клонившую его голову к полу. Он едва дождался, когда тесная комнатка прогреется, а деревяшки в печи прогорят до углей. Тогда Максим, хватаясь за бок с больными рёбрами, дотянулся до печной заслонки, задвинул её до упора, выпачкав ладони сажей, и, растянувшись прямо на дощатом полу, забылся крепчайшим сном.

Проснулся Максим оттого, что в щели пола ощутимо веяло холодком. А солнце, подползающее к самой макушке небесного свода, не оставляло сомнений в том, что здоровый сон продлился аж до полудня. Максим, поохав, когда болячки тоже проснулись, стал неспешно собираться на поиск еды. Что бы там ни случилось, а ждать придётся здесь, и есть что-нибудь надо.

В последующие дни Максим не раз благодарил провидение, что вывело его к этой уединённой сторожке. Расположенное вдали от дорог это местечко не привлекало ничьего внимания, давая забытое чувство покоя и безопасности. Похоже, обособленное расположение уберегло эту заброшенную промзону от визита палачей «Нового мира», и во время обхода территории Максим не обнаружил ни одного гниющего мертвеца. Этакий райский оазис на краю загаженного трупным ядом городка.

Если бы не травмы, и не тревога за Ольгу, Максим и, в самом деле, чувствовал бы себя вполне довольным. Отсутствие трупов позволяло дышать полной грудью, не считая редких дней, когда ветер дул со стороны города. Пустынная территория не привлекала внимания мародёров. А что здесь брать? Ржавые гвозди, гнилые доски, да покосившиеся бетонные столбы? За бетонным забором Максим был единоличным и полным хозяином.

Возле одного из ангаров ему удалось отыскать бухту тонкой стальной проволоки. Из неё он сумел связать корявую, но вполне пригодную для ловли ворон и голубей сетку. Ещё он накрутил несколько проволочных петель, и понаставил их в близлежащем леске, на заячьих тропах. Птичье мясо быстро надоедало. То, что изредка удавалось разнообразить свой стол жёсткой зайчатиной, особой радости Максиму также не доставляло. Но с голоду он не подыхал, и даже быстро шёл на поправку после избиения мародёрами.

Каждое утро Максим прижимался к оконному стеклу лбом, жадно поглощая кожей его прохладу, и наблюдая за изменениями в природе. Он видел, как пятна снега уменьшаются, открывая солнцу серые стебли трав, или ржавые пятна глинистой почвы. Потом мерял на глаз, как сжимаются, усыхая, лужи талой воды в ложбинках и бочагах.