Роковые таблички (СИ)

Похоже, напарник без труда прочитал жест, потому что ладонь ощутила холодный металл. Предмет был тяжёлым, тонким и продолговатым. «Монтировка. Самое то», - сообразил Максим, и, не глядя, вложив остатки сил в удар, ткнул железкой в окно. Рука ощутила упругую преграду, а металл монтировки передал вибрацию удара. Цель поражена. Максим, зажмурившись, повторил выпад. И снова в цель. Пальцы на шее ослабили хватку, в то время как вопли за окном стали отчётливей и злее.

Максим одной рукой продолжал наносить удары в окно, а другой принялся отгибать слабеющие пальцы врага. Он старался делать это как можно резче, чтобы палец, хрустнув, ломался. Этот гад заплатит нестерпимой болью за то, что желал задушить его. Но от священной мести Максима оторвал крик Григория:

- Макс, отцепляй живей его от своей шеи. Сейчас сворачиваем на пересечённую местность. Тряхнёт так, что этот камикадзе катапультируется. Я не хочу, чтоб он твой кадык прихватил на память.

Максим, посмотрев вперёд, сразу понял, о чём говорит водитель – дорога была наглухо перекрыта спиленными стволами берёз. А за этой баррикадой, как кегли, торчали ребята, вооружённые до зубов, и жаждущие крови. Максим понял, что Григорий решил рискнуть, и, перескочив через неглубокий кювет, выехать на поле. Ясно, что машина долго по полю не проедет – не трактор всё-таки. Но такой неожиданный ход даст им возможность и немного времени, чтобы убежать от бандитов.

Максим ухватил монтировку обеими руками, и, замахнувшись, насколько позволял тесный салон, вонзил её прямо в матерящийся рот израненного негодяя в окровавленном балахоне. Выбив попутно несколько жёлтых зубов, ломик застрял в кости черепа. Изо рта потекла кровавая пена, закапав и без того пропитанный кровью лик солиста «Коррозии металла». Мужик отпустил, наконец, горло Максима, и, выгнувшись пружиной, свалился на дорогу, как насосавшийся клещ. Но, в отличие от мерзкого насекомого, этот человек был уже мёртв.

Едва Григорий убедился, что шея Максима свободна от рук убийцы, он, вильнув сначала влево, выкрутил руль и стал по диагонали разгоняться к правой обочине. Раздался крик:

- Держись!

Но Максим и без предупреждений понимал, что его сейчас ожидает. Он упёрся руками в переднюю панель, а ногами – в пол. Спиной он вжался в спинку кресла, а голову пригнул подбородком к груди. Впервые ему было страшно смотреть сквозь ветровое стекло автомобиля. Там, за этим стеклом, стремительно исчезала за краешком капота полоса асфальта, а за ней приближалось неровное поле, и, ещё дальше, частокол древесных стволов.

Слева раздался отчаянный вопль Григория, и тут же последовал рывок, затем удар – Максима подбросило в кресле. Он смог удержаться, но, увидев в лобовое стекло лишь кусок чистого неба, ощутил в груди и животе неприятную пустоту. Этот вакуум хотел смять, уничтожить его изнутри, и Максим заорал, что есть сил, пытаясь избавиться от этой пустоты – вытолкнуть её из себя вместе с криком.

Полёт с невысокого откоса, через узкую канавку, длился доли секунды, но, для сидящих в машине, эти мгновения показались растянутыми в минуты. Максим уже устал кричать, когда, наконец, перед капотом мелькнул край леса, и коричневая грязь поля, утыканная жёлтыми щетинками трав. А потом последовал удар! И тот, первый удар, был лёгким поглаживанием по сравнению с этим, заставившим забыть всё, кроме скрежета зубов, боли в костях и мышцах, да паралича отбитых лёгких.

И всё же Григорий не выпустил из рук баранку руля. И, что ещё более изумляло, автомобиль продолжал движение по бугристому дёрну, резво подпрыгивая на кочках. Максим держался что есть сил. Порой ему казалось, что из его тела выросли дополнительные руки, которые чудом позволяли ему удерживаться в салоне во время этой невозможной тряски. Кое-как, он восстановил дыхание, и, посмотрев налево, заметил, что, несмотря на бледный цвет лица и слегка посиневшие губы, его напарник тоже дышит. Мало того, он умудрялся выкрикивать жутчайшие ругательства, изобретательно сотканные из отборнейшей матершины.

Но, довольно скоро, они достигли края этой «стиральной доски». Это случилось неожиданно, когда «москвич», с разгона влетел в огромную лужу жидкой грязи. Максим не успел подготовиться к очередному удару, и смачно приложился лбом о ветровое стекло, оставив на том след в виде многолучевой звезды. «Хорошо, что сознания не лишился», - вяло сообразил Максим, потирая саднящий лоб и любуясь звездой-ромашкой на стекле.

Как сквозь слой ваты, донёсся встревоженный голос:

- Нашёл время мечтать. Вылазь в окно – надо бежать, пока не догнали.

Максим взглянул на Григория, и не в силах что-либо вымолвить, лишь утвердительно кивнул. Дверь, действительно, заклинило, поэтому он повыбрасывал в окно всё ценное: ружьё, нож, мешок с тушёнкой, канистру бензина. Затем неуклюже выкарабкался сам. Оказавшись чуть ли не по колено в грязи, он всё же быстро выбрался на твёрдый дёрн, вытаскивая руками ноги одну за другой, и переставляя их, как фигуры на шахматной доске.