Роксана. Детство (СИ)

— А так же! Не собираюсь за вами, как за сосунками ходить и носом в ошибки тыкать. Ты меня дважды спрашивал: «С чего начнём?». Я каждый раз отвечала, но подумать не могла, что должна была упомянуть взрослым дядькам, что до ветру в уборную, а не за угол ходить следует. Хотите новое строить, так и делайте по-новому. Так, чтобы после вас ни грязи, ни мусора не оставалось. Додумались же лёд от солнца мешковиной укрыть, почему же ума не хватило землю выкопанную не под ноги из ямы выбрасывать, а прибрать, дабы не затоптали? Могли бы потом её в огород или в палисад высыпать. Дело надо обустроить так, чтобы после вас заказчики не за голову хватались и бежали хозяйство восстанавливать, а соседям хвастались, как всё ладно получилось, и не пожалели ни об одной потраченной мышке.

Хотела было сказать о внешнем виде, о нечёсаных волосах и кудлатых бородах, но оставила на потом. И так бригадиру мозг сломала в понимании культуры труда. Посмотрю, что из этого получится.

Высказавшись, не прощаясь ушла в дом, сделав вид, что забыла забрать чертеж из-за расстроенных чувств. Правда, особо актёрствовать для этого не надо было. Трясло меня от гнева не по-детски.

— Ксаночка¬—детка, что там случилось? — поинтересовалась Глафира, отходя от печки.

После вчерашнего похода в баню бабушка моя преобразилась. Промытые волосы, собранные в высокую причёску, открыли изящный овал лица и горделивую шею. Платье, сшитое из дорогой ткани, подчеркнуло хорошую фигуру. Даже из глаз исчезло нечто такое, что старило её и клонило к земле.

— Какая ты у меня красавица! — похвалила я женщину, глядя на неё с улыбкой.

— Спасибо, птичка моя, — обняла меня Глафира. — Мне бы ума и практичности немного, было куда как лучше для нашей сегодняшней жизни.

— Не печалься, родная, — погладила я опекуншу по плечу. — Верю, что святая Роксана не оставит нас в своей милости и мы с тобой ещё будем благополучными и счастливыми.

Глава 11

— Доброго дня, милостивая госпожа! — голос неожиданно вошедшего мужчины заставил вздрогнуть и разомкнуть объятия.

Это у них здесь фишка такая — без стука входить?

— Добрый день и вам, любезный господин урядник, — поднялась Глафира. Спина прямая, плечи развёрнуты, взгляд… Вот как она так может? Только что носом хлюпала и на жизнь сетовала, а вот уже царицей Савской на мир взирает. Полна чувства собственного достоинства и родовой гордости. — Проходите, Гаврила Давыдович. Чай предложить не могу, но есть похлёбка с зайчатиной. Будете?

— С зайча-а-тиной? — удивлённо протянул представитель власти, снимая фуражку и вытирая лысину большим клетчатым платком. — На охоту ходили?

Урядник пошутил, а я насупилась. Это мои слова… были. Это я так Марфу поприветствовала. И отчего-то говорить, что Дружок у нас добытчик, не захотела.

— Он сам пришёл, — хмуро ответила я на шутку. — В ограде запутался, а пёс наш его придавил.

— Вы и пса завели? — продолжал удивляться полицейский.

— Он тоже сам пришёл, — всё так же неприветливо отчиталась я.

Дядька, глядя на мою хмурую мордашку, продолжал шутить:

— Вот бы к вам во двор корова сама забрела или хотя бы коза. Глядишь, хозяйством обзавелись бы.

— Их кормить надо, а у нас сена нет, — приветливости в моих словах не добавилось, но разговор поддерживать надо, а Глафира или что-то делает, или говорит.

Сейчас она доставала с полки миску и наливала в неё похлёбку. Отвлеки её на беседу, и случиться может всё что угодно. Или чугунок перевернёт, или ошпарится супом горячим, или миску из рук выпустит.

Наконец-то еда стояла на столе, и урядник с удовольствием вдыхал аромат наваристой похлёбки.

— Глафира Александровна, никак, готовить научились? — втянув в себя первую ложку супа и хмыкнув от удовольствия, обратился он к моей опекунше.

— Поздно мне уже учиться, — отмахнулась бабушка. — Это Марфа Кузнецова — добрая душа, за денежку малую взялась нам с Роксаночкой помогать.

Урядник, услышав новость, нахмурился, отложил ложку — благо, что уже доел всё, — и вытер платком усы.

— Марфа, говорите? — потянулся к отложенной форменной планшетке, достал из неё серый конверт с большой печатью и как-то просительно посмотрел на бабушку. — Глафира Александровна, голубушка, помогите, Триединого ради!

— Да чем же я вам, господин Замыков, помочь-то могу? — женщина, чувствуя подвох, смотрела на урядника строго.

Дядька помялся, покрутил головой, повздыхал и наконец решился:

— Мужика у неё убило. Вот из полка известие пришло. Передать надо, да я слёз бабьих терпеть не могу. А она точно выть будет. Может, вы сами как-нибудь, по-свойски, по-бабь… ну, в смысле по-женски, известите…

Урядник что-то ещё говорил и не слышал, как у него за спиной по косяку входной двери сползала Марфа, услышавшая страшное известие о своем Ванечке. И не выла она, как того боялся полицейский, и сознания не теряла, чего боялась я, а просто смотрела вопросительно на Глафиру, словно та ответ знала, и шептала безостановочно:

— Да как же это? Как?

Опекунша подхватилась, зачерпнула в кружку воды, сунула в руку несчастной и сама присела на пороге, забыв и о титуле княжеском, и о воспитании институтском.