— И все же, несмотря на то, что ты делаешь для меня, я не могу забыть о том вреде, который ты наносишь миру, — изрекает он, и, надо сказать, это обидно. Какой такой вред я наношу? Что, он больше, чем вред от Ала? Или от Нико? Нико убил мать Джо. Посеял рак в ее легких, а потом заботливо возделывал этот свой приватный садик. Не исключено, что все это пассивное курение в детстве поспособствовало через годы возникновению рака у самого преподобного. Но я не спорю с ним. Неважно, оценивает он мои усилия или нет, я буду продолжать свое дело. Начинаю массировать его плечи, уделяя особое внимание активным точкам. Тошнота, которую он ощущает постоянно, немного притупляется.
— В прошлом году трое подростков из моего прихода погибли в автокатастрофе, — говорит он. — Все трое были под кайфом.
Я печально киваю.
— Да, помню.
— Ага, признаешь! Ты была там! Это ты их убила!
— Я была там, — соглашаюсь я. — А еще был дождь, и дерево, и лысая резина.
— Это все мелочи по сравнению с тобой!
— Они сами пригласили меня, Джо. Я им не навязывалась. Так же как не навязываюсь тебе.
— Они были бы живы, если бы не ты!
— Может быть, так, а может быть, и нет. «Может быть» — негодный аргумент для обвинения.
Пластинка закончилась. Игла поднимается, звукосниматель возвращается на подставку. Преподобный Беркетт сейчас слишком расслаблен, чтобы перевернуть пластинку. Но он по-прежнему слышит музыку у себя в голове. Для него она продолжает играть.
— Мы с Сарой любили танцевать под эту мелодию. — И после паузы он добавляет: — Скоро я опять буду танцевать с ней.
— Возможно.
— Абсолютно точно, — настаивает он.
— Я имела в виду, что, возможно, не так скоро, как тебе кажется. Еще несколько сеансов с Химо, и ты, вполне может статься, поправишься. Твои шансы довольно высоки. По меньшей мере пятьдесят на пятьдесят.
Он раздумывает об этом, но не комментирует. Наверно, боится, что, высказав надежду вслух, может ее убить.
— Интересно, тебя хоть немного заботит моя судьба? — спрашивает он.
Я отвечаю ему вопросом на вопрос.
— Если ты поправишься, ты позвонишь дочери?
После короткого молчания он говорит:
— Да. Если выживу, позвоню.
— Тогда надеюсь, что твое желание исполнится. Держу за тебя кулаки. А сейчас откинь спинку кресла.
Мистеру Беркетту наконец удается привести кресло в почти горизонтальное положение. Я провожу пальцами по голове преподобного, успокаивая нейроны в его мозгу. Его мысли начинают плавно перетекать друг в друга.
— Не думай, что я тебя за это поблагодарю.
Еще пара мгновений, и его сопротивление исчезает. Стянувшийся в узел желудок расслабляется, ум успокаивается, словно море под нарисованной яхтой. Мое действие достигает своего пика. Я отступаю, оставляя Джо в спокойном, полубессознательном состоянии.
— Мы закончили, — бормочет он. — Теперь выметайся.
— Я никуда не уйду, Джо. Нравится тебе это или нет, но я еще некоторое время побуду с тобой.
Он неодобрительно фыркает и отворачивается. А потом посреди тишины вдруг произносит кое-что. И хотя его слова — едва различимый шепот, я их слышу.
Он говорит:
— Спасибо.
Но я знаю: лучше не подавать виду, что я его поняла. Вместо этого я распускаю волосы. Ах, как хорошо хотя бы ненадолго вернуть себе ощущение дикости, свободы и жизни по ту сторону закона![12]
8
Айзек не хочет совать нос в дела сестры — у него и своих забот сейчас выше крыши. Но он не может проигнорировать то, что с ней происходит. Да это у него и не получилось бы. Даже когда родители пытаются говорить с ней тихо и сдержанно, из этого ничего не выходит, потому что Айви всегда переходит на крик. Она негодует, что они лезут в ее личную жизнь, и при этом сама доводит подробности своей личной жизни до всех, кто находится в пределах слышимости, когда она ругается с родителями.
Вот почему, выходя из дому во второй половине следующего дня, Айзек уже знает, где побывала Айви и куда она идет.
Ему необязательно ехать вслед за ней. Он направляется к Шелби и может просто свернуть налево, а не направо. Но он едет направо и догоняет сестру, когда та подходит к углу улицы. Пешком. Она всегда передвигается либо пешком, либо на автобусе. Никогда не пользуется своим велосипедом, потому что это напоминает ей, что у нее только два колеса вместо четырех.
Айзек опускает стекло.
— Подвезти?
— Не надо, сама дойду.
Он знал, что она так ответит. А еще он знает, что она направляется в аптеку «Уолгринс» — купить лекарство по рецепту, выписанному доктором Торресом. Родители настояли, чтобы она сделала это не откладывая.
Айзек едет медленно, подстраиваясь под шаг сестры. Машина, едущая сзади, гудит, затем обгоняет.
— Слушай, до «Уолгринса» же мили две, не меньше, — уговаривает он. — Чем скорее ты управишься, тем скорее можно будет выбросить все это из головы.
Наконец Айви скрепя сердце уступает.
— Ладно. — Она садится в машину и с силой хлопает дверцей. — Это тебя предки послали за мной, верно? Небось думают, что я не пойду в аптеку и не куплю лекарство.