— Ну хоть десерт будет что надо!
— Контрабанда! — восхищается бабушка. — Обожаю контрабанду. Особенно такую, когда доказательства можно съесть. — Она заглядывает в пакет и жмурится от счастья. Некоторые из соседей по столу вытягивают шеи — увидеть, что там. Бабушка закрывает пакет и шепчет: — Пойдем отсюда. Не хочу ни с кем делиться.
В бабушкиной палате жалюзи на окне опущены, чтобы не впускать лучи предзакатного солнца. Соседка у окна лежит с кислородной маской на лице и крепко спит.
Бабушка останавливает кресло около кровати и опускает бортик.
— Не надо мне помогать! — объявляет она прежде, чем Айви успевает предложить помощь. Бабушка с кряхтеньем самостоятельно переваливается из кресла на кровать. — Из каталки на постельку. Я преодолела этот рубеж еще на прошлой неделе. И теперь я профи.
Женщина у окна кашляет, ее маска затуманивается.
— Может, нам надо как-нибудь потише? — спрашивает Айви.
— Чего ради? Она-то со мной не церемонится. — Бабушка пренебрежительно машет рукой. — В любом случае, ее так накачали — хоть из пушки стреляй, не разбудишь. Надеюсь, я выйду отсюда раньше, чем она приобретет себе участок земли по размеру.
Айви не расположена потешаться над несчастьем бедной женщины, однако бабушкино легкомысленное отношение невольно веселит ее.
А та, улегшись на постели поудобнее, вздыхает:
— Ненавижу эту богадельню. Несколько лет назад ковид прошелся по ней, как ураган пятой категории. Сейчас-то опасности нет, но в таких местах, как это, водится больше злых тварей, чем в дешевом фильме ужасов. Чем быстрее я уберусь отсюда, тем лучше.
Она сообщает внучке, что в выбранном ею заведении освободилось место.
— «Тенистые дубы». Названьице ну прямо для кладбища, но, по сути, место не такое уж и плохое. Еще пару недель здесь — и я перееду туда.
— Жаль, что ты больше не будешь жить с нами, — вздыхает Айви.
Бабушка поднимает руку — мол, дальше в эту тему не вдаемся. Затем тянется к тумбочке, уставленной вазочками с увядающими цветами и открытками с пожеланиями здоровья, берет одну открытку.
— Смотри, как много людей тебя любят, — говорит Айви.
— Или считают себя обязанными выразить сочувствие, — добавляет бабушка. — В любом случае, это приятно. — Она показывает Айви аляповатую открытку. — Это от мистера Беркетта, соседа из дома напротив. У него, знаешь, ну это, на букву «Р». Но он сейчас в ремиссии. Видишь, не всегда все летит к чертям. — Она смотрит на открытку и смеется. — Как думаешь, он ко мне неровно дышит?
— Но он же, кажется, священник?
Бабушка усмехается:
— Да. И если он мною интересуется, то ему стоило бы сообразить, что для хорошей девочки я слишком стара.
Айви широко улыбается:
— Вот бы мне быть такой, как ты, когда доживу до твоих лет!
— Жаждешь стать разведенкой, сидящей в инвалидном кресле?
— Прекрати, ба! Ты знаешь, что я имею в виду.
Бабушка тоже улыбается.
— Сначала тебе предстоит прожить долгую-долгую жизнь. — Тут она серьезнеет. Вглядывается в Айви. Очень пристально вглядывается. И тогда Айви вдруг понимает: помимо того, что ей хотелось увидеть бабушку, она хотела, чтобы бабушка увидела
— А ты похудела. Не то чтобы тебе это было нужно, просто вижу по твоему лицу. Это из-за лекарств?
Айви кивает и отводит глаза, но бабушка вскоре снова ловит ее взгляд.
— Послушай-ка, — говорит она внучке. — Я знаю, в прошлом у тебя были проблемы, но ты девочка сильная. Лекарства — дрянная штука, но если пользоваться ими правильно и не давать
Вот то, в чем так нуждалась Айви, — в прямой, незамысловатой бабушкиной мудрости.
Бабушка берет внучку за руку.
— Я приду на твой выпускной. Пусть даже в инвалидном кресле (желательно, чтобы нет), но приду обязательно. Меня даже дикие лошади не удержат!
— Спасибо, ба.
Бабушка кладет открытку обратно на тумбочку, отчего все остальные открытки падают, словно домино. Айви наклоняется, чтобы поправить их, но бабушка останавливает:
— Пусть лежат. Все равно упадут, когда включится кондиционер. — Она нажимает на кнопку, чтобы приподнять изголовье.
— Как дела у твоего брата? — интересуется она. — Раньше он часто забегал, а тут его не видно уже больше недели.
— Занят в школе, — отвечает Айви, надеясь, что бабушка не станет допытываться.
А та и не допытывается. Вместо этого она говорит:
— Присмотри за ним, Айви. Ваши родители сейчас по уши в собственных проблемах. Постарайся время от времени направлять на Айзека свой третий глаз.
— Конечно, ба.
Бабушка улыбается, удовлетворенная.
— Вот и хорошо. А сейчас давай сюда свои эклеры.
Сегодня я не расположен к сантиментам. Стариковские банальности — это конечно, хорошо, но я не уверен, поспособствовала ли встреча Айви с бабушкой моему делу или повредила. Нужно приготовиться к преодолению возможных угроз.
— Дели все, что говорит твоя бабушка, пополам, — внушаю я Айви в автобусе по дороге домой.
— Да знаю я, знаю.