Роксолана

Его наложница ожидала его стоя. Но это была уже решительно не та девушка, с которой он говорил совсем недавно. Перемена произошла разительная. С минуту молодой султан не мог понять, что же с ней случилось. И лишь потом мало-помалу начал уяснять происходящее.

Первым и самым сильным впечатлением был ее поклон: сдержанный, спокойный и почтительный. Так приветствовал его только один человек из всех, кого он знал, – его еще сравнительно молодая мать, которую султан безмерно уважал. Он невольно сравнил обеих в душе – и снова почудилось ему, что есть в них что-то общее.

Второй неожиданностью стало одеяние Эль Хуррем. Это была уже не серая одежда невольницы, призванная скрывать красоту плоти. Сквозь тонкий снежно-белый муслин просвечивало ее розовое молодое тело, местами совсем открытое и прекрасное, как весенний луг, сплошь усыпанный пахучими цветами. Накинутый на плечи плащ из темного тяжелого шелка, подбитый дорогой тканью, ниспадал до маленьких стоп, обутых в башмачки из белого атласа. На груди девушки покоилось тяжелое ожерелье из матово-белого жемчуга, а золотоволосую голову венчал на турецкий манер изящный тюрбан, украшенный крупным алмазом. И выглядела она в этом наряде как прирожденная султанша…

Но самое глубокое впечатление произвела на султана она сама: ее спокойные очи, величественно неподвижное лицо и вся фигура. И, несмотря на кажущееся спокойствие, что-то живое и теплое исходило от нее. В глазах билась мысль, оживляя лицо, как алмаз оживлял ее турецкий тюрбан.

Инстинктом любящего молодой султан понял: эта новая мысль преобразила ее, и все в ней было подчинено этой мысли – каждая частичка ее одежды и украшений, каждое движение и порыв, все ее чувства и мысли. «Не есть ли сие знак зарождения любви, любви ко мне?» – подумал султан, и дрожь пронизала все его тело, как разряд молнии. Он вдруг почувствовал себя выше ростом, крепче, словно что-то удвоило его телесную мощь. Подобное с ним случалось лишь в покоях его матери. Но сейчас это чувство было глубже, приятнее и таило в себе нечто, тревожившее душу, – возможность утраты.

Оно привело в движение все мысли падишаха, которые затем вылились в одно-единственное невероятно сильное не то чувство, не то мысль: «Она должна стать моей женой!..»

Припомнились ему слова умудренного кизляр-аги, что благословенная Хуррем в новом наряде выглядит как розовое солнце в цветах жасмина. И почувствовал к нему благодарность за эти слова. Да, она действительно выглядела как нежно-розовое солнце раннего утра, окруженная белой дымкой нежного муслина. И в душе молодого Сулеймана занималась заря новой жизни.

Все это время она стояла со скромно опущенными очами. Не смотрела на него, да и не было в том нужды: инстинктом женщины чувствовала, что с ним происходит. Спокойно ждала его слов.

Молодой Сулейман, справившись с первым впечатлением, вымолвил:

– Ты готова для выхода?

– Да. Может, ты хочешь пойти в парк?

Если бы она сказала: «Идем в парк», – он, наверно, возразил бы: «Нет, останемся здесь». Но она всего лишь спросила – не хочет ли он туда, и Сулейман ответил:

– Пойдем, разумеется. Там, должно быть, сейчас прекрасно.

Она сама открыла перед ним двери – в точности так, как тогда, когда была служанкой одной из его одалисок…

Эта скромность смутила его. Поэтому он шел рядом с ней по коридорам дворца так, словно не он, а она была тут первым лицом. Сначала так вышло невольно, а затем он уже сознательно немного приотстал. Он испытывал какое-то странное удовольствие от того, что это замечали и черные евнухи, и встречные невольницы, и молодые одалиски, которые будто бы ненароком выглядывали из своих покоев… Замечали и потому ниже кланялись ей, чем ему, господину трех частей света! Он счел это самоуничижение жертвой за свою любовь к ней и с удовольствием отметил, что молодая Хуррем с большей сердечностью отвечала на поклоны невольниц и слуг, чем на приветствия его жен и наложниц.

Теперь во всем громадном дворце падишаха не осталось ни души, которая бы не ведала, что восходит звезда новой султанши Мисафир, самой могущественной из всех его жен.

2

Silberblüten im dunklen Zeit – Sternenfunkelnder Garten. Deine Augen lauschen erhellt: Wollen Wunder erwarten. Hinter Bäumen glänzt ein Gold, Ist ein Kämmerfensterlein: Mögen dort die Wunder sein, Die zu Dir gewollt?..[90]

Оказавшись за пределами дворца, в просторном парке, террасами спускавшемся к берегу Мраморного моря, молодая невольница почувствовала себя гораздо свободнее. Разумеется, она понимала, что сейчас здесь развернется игра, в которой решится, будет ли она по-прежнему невольницей или станет могущественнейшей царицей среди земных цариц.