Роксолана-Хуррем и ее «Великолепный век». Тайны гарема и Стамбульского двора

Гарем не просто собранные вместе женщины, каждая из которых делала что вздумается, организации гарема и жесточайшей в нем дисциплине могли бы позавидовать все армейские части. Иначе нельзя, если позволить нескольким бездельничающим женщинам делать что вздумается, чрез полчаса поднимется скандал, а если женщин будут сотни, то обеспечен не просто бунт, а развал империи. Это, конечно, преувеличение, но по сути верно. Только строгая иерархия и еще более строгая дисциплина могли удерживать столько женщин в рамках приличий, только надежда на повышение, причем до самого верха, до положения валиде — матери султана — отвлекала женщин от безделья, устремляя все их помысли к мечтам о достижении этой цели. Единицам удавалось выбраться наверх, всего одна становилась следующей валиде, потому что у султана всего одна мать, но надеяться могли сотни, эта надежда согревала и придавала их жизни какой-то смысл. Жить безо всякого смысла и без надежды тяжело даже отъявленным бездельницам.

В основании пирамиды гарема находились джарийе — невольницы-рабыни. Собственно, для султана рабами и рабынями были все его подданные, включая семью, и только воспитание гарантировало уважительное отношение султана, например, к собственной матери. Султан Сулейман отличался прекрасным воспитанием и бережно относился не только к матери, валиде Хафсе Айше, но и к многочисленным дамам вокруг себя. Но были те, что считались рабами, потому что служили султану всем своим существом и имуществом (если не желал служить, то отправлялся кормить рыб), и те, кого купили на невольничьем рынке. Все живущие в гареме называли себя рабами султана, но пользовались такими привилегиями, каким могли бы позавидовать многие свободные люди свободной Европы.

В гареме свободные женщины были приходящими, например, торговки, лекарки, портнихи… Но число таких стремились свести к минимуму, ведь любая входившая в Ворота Блаженства, могла принести с собой что-то, что навредит султану и его гарему, а обыскивать женщин проблематично даже для евнухов. Лекарок, массажисток, портних и прочий персонал тоже старались воспитать среди своих. Таковыми часто оказывались освобожденные бывшие рабыни гарема, разговор о них впереди.

Положение внутри гарема было разным. Некрасивая и несообразительная девушка могла рассчитывать только на должность какой-нибудь прачки или истопницы печи. Печей в гареме имелось множество, но даже туда некрасивых и несообразительных не брали, у султана имелся выбор. Вернее, выбор был у тех, кто гарем пополнял, и у главной женщины гарема — валиде.

Ко времени Сулеймана необходимость в женитьбе по расчету для султана отпала, он мог жениться по любви… или вообще не жениться. Что он по примеру своих предков и делал. Это позволяло брать в гарем женщин самых разных национальностей и вероисповедания и выбирать, исходя из сиюминутного каприза, на ложе любую. Известен случай, когда рабыня из должности истопницы вдруг становилась кадиной просто потому, что вовремя (и, видно, в эротичной позе) попала на глаза султану Абдулу-Меджиду, оказалась в его постели и родила сына. А могла бы так и остаться истопницей…

Но это исключение, обычно на ложе к султану попадали после жесткого (иногда и жестокого) отбора. Сулейману уже не поставляли своих красивых дочерей или племянниц правители соседних государств, напротив, рабынь покупали на рынке, чаще всего в Бедестане. Даже если присылали в подарок, то это все равно были рабыни. Захваченные в плен принцессы, которые от нечего делать плавали в пределах досягаемости кораблей османских пиратов, — это из области художественного вымысла ради красоты сюжеты в фильме.

Даже если, по несчастью, судно с принцессой на борту заносило в опасные воды и таковая попадала в руки пиратов, то становилась добычей этих хозяев морей, которые вовсе не считались с ее благородством, вернее, считались, но по-своему — продавали потом гораздо дороже. Через много лет родственница Наполеона Эмма де Эмери, попав таким образом в плен, была втридорога продана в гарем султана и стала его любимой женой, а в XVI веке вполне могла стать рабыней какого-нибудь паши или, того хуже, местного мелкого чиновника и действительно всю оставшуюся жизнь топить печи, невзирая на благородное происхождение и знание трех языков.