Роксолана: Королева Востока

Солнце начало помалу садиться. А мертвая песчаная пустыня начала как раз в это время светиться таким богатством красок, какого она еще не видела в жизни. Острые, словно разорванные силуэты горных цепей на Востоке играли всеми красками от фиолетовой до красно-пурпурной. В этот самый час зелень долин словно замерла в матовом отблеске и стала неподвижной, почти мертвой.

Со стороны древнего Египта шла ночь. Проводники-бедуины уже закутались в длинные черные козьи плащи и улеглись на песок, блестящий, как жемчуг, положив головы на верблюдов. Над ними светил синий как бирюза большой небесный купол с алмазными звездами. Легла и султанша Мисафир, а далекий смех гиены, что шла к воде, готовил ее к тревожному сну. Султанша Мисафир долго не могла заснуть, вспоминая в пустыне свою странную жизнь и бремя своего греха, что тяготил ее душу: в подробностях был составлен план убийства первородного сына султана от другой жены. Никто не знал про ее план, кроме нее и Бога на небе. Именно теперь для того, чтобы отвести от себя всякое подозрение, она отважилась на крайне опасное путешествие в святая святых мусульман, к гробу Пророка.

Ранним утром, когда ясная полоса света появилась далеко на Востоке, могущественную султаншу разбудила мелкая мошка.

Вскоре заблестел на песке огонь от сушеного верблюжьего навоза. Над огнем водрузили котел с ароматным кофе. После завтрака двинулся караван султанши на юго-восток. Справа блестело какой-то чудной зеленью Красное море. Вдалеке за ним поднимались темные массивы гор Джебель-Атака, а слева – горы Джебель-Эт-Тог, выложенные известью, мелом и песчаником.

В свете солнца тихо простиралось широкое побережье Красного моря. Ноги верблюдов утопали в его сыпучем песке, но, несмотря на это, их шаг был еле слышен.

Старый проводник, бедуин в длинном белом бурнусе, что ехал около султанши Эль Хюррем, приложил руку ко лбу и к сердцу и сказал:

– Эти высокие финиковые пальмы, этот тамариск с листьями и цветами как у роз красными, эти акации, чьи пни как бронза, а шипы как серебро указывают на то, что недалеко отсюда находятся источники Моисея, о великая хатун!

– Холодные или теплые?

– Горячие, о хатун! Но в них можно держать руку. Вода в них лишь слегка солоновата, но в некоторых так горька, что ее невозможно пить. Эти источники укрыты среди кустов и диких пальм, о хатун!

Внимание султанши обратил на себя невысокий бархан, примечательный тем, что на его вершине будто блестела сажалка с водой. Султанша подъехала к нему на своем верблюде и, подъехав ближе, спустилась на землю и скорее пошла к воде. Она минуту смотрела на нее, затем наклонилась и запустила руки в источник до того, как проводник успел взобраться наверх.

Она неожиданно вскрикнула и мигом отдернула руки. Их стали жалить водные насекомые.

– Не бойся, о хатун, – сказал араб. – Ты кричишь больше от неожиданности, чем от укусов. Они не опасны.

Говоря так, он сам засунул обе руки по локоть в воду и начал доставать ил, черный, как чернила, и стал вымывать из него ракушки. Из таких ракушек состоял целый удивительный бархан недалеко от источников Моисея, около Синайских гор.

Когда они снова поехали по старинной дороге фараонов, которой Израиль шел за многие века до этого, старый араб сказал могущественной султанше, указывая на бархан из ракушек:

– Каждому творению предназначил Аллах его дело. Нет в Его глазах ни больших, ни меньших дел. Меткуб!..

Султанше Эль-Хюррем вспомнился ее учитель Абдулла, который в Кафе рассказывал ей то, что предсказано.

Они ехали дальше по дороге фараонов. Куски острого кремния и, очевидно, человеческой рукой сделанные орудия, наконечники стрел, напоминающие ножи, лежали на всем пути в песках. Они долго ехали.

Жара усиливалась, так как наступал полдень. Верблюд султанши, до этого упорно крутивший носом, когда она давала ему сухие, как порох, травы пустыни, теперь начал есть их, как деликатесы; засохшие плоды их, напоминавшие очень мелкие апельсины, валялись вдоль всей дороги фараонов среди листьев, похожих на виноградные.

Как только село солнце, караван встал, и арабы-проводники приготовили белое мясо пустынных ящериц, которое не могла есть жена падишаха. Так что ей дали дикий мед и сладкие финики.

Снова наступил день, но он не способствовал продвижению по пустыне. То с востока, то с юга дул ветер – такой горячий, что казалось, будто кто-то раздувал огромным мехом угли. Небо стало желтым, как сера. С каждым горячим дуновением воздух темнел и караван брел будто в сумраке.

Невыносимая жажда начала мучить людей и животных. Бедуин, что постоянно ехал около султанши, достал и подал ей для жевания затвердевшую смолу, которую дает арабская акация.

Страшная жара длилась весь день до самого вечера. А когда, наконец, «ветер из ада» утих, была уже ночь. Даже сильные были утомлены так, что сразу не могли снять седла с верблюдов.