Роксолана. Великолепный век султана Сулеймана

Дни были переполнены пустыми и мелкими церемониями. Моление в Айя-Софии. Посещение султаном и султаншей джамии Сулеймание, которую уже заканчивал Коджа Синан. Малые и большие переезды султанского двора то в летний дворец на Босфоре, то обратно в Топкапы. Придворные должны были заявлять о своем желании быть в свите Сулеймана, тогда султан сам просматривал списки и выбирал лишь тех, кого хотел взять с собой. И всюду должна была быть с ним Хюррем. Он словно бы хотел показать, как высоко ставит свою хасеки, как прочно связаны они долгом, любовью, будущим. Ничего не случилось, ничего не было, все умерло в таинственной неприступности Топкапы. Целые сонмища дармоедов, окружавших султана, должны были убедиться в незыблемости трона, в постоянстве чувства падишаха, в твердости его намерений всегда защищать доброе имя султанши, которая стала как бы его второй сутью. Была с ним всюду. Должна была проявлять солидность, томилась во время бесконечных церемоний, смеялась вместе с султаном на открытых вечерах в Топкапы, которые устраивались после вечерней молитвы Сулеймана в Айя-Софии. Когда Сулейман приезжал с молитвы, двери в зал под куполами открывались, и все придворные, вплоть до евнухов гарема, отталкивая друг друга, наперегонки бежали к низеньким столикам, чтобы занять место, да еще и протиснуться как можно ближе к падишаху. Сулейман с Роксоланой уже сидели за своим столиком и не без насмешливого удовольствия наблюдали за этой суетой.

Те, кто ждал смерти Роксоланы, первыми поверили в новое вознесение султанши и изо всех сил добивались ее милостей, обращаясь к ней со множеством мелких просьб, и она удовлетворяла их, словно бы для того, чтобы убедиться в своей силе. И делала это каждый раз через султана, испытывая его терпение, к Рустем-паше не обращалась ни разу – зять стал противен ей, может, и навсегда.

Каждое лето Стамбул задыхался без воды. Двенадцать сел снабжали столицу водой, и все было мало. Возле чешм всегда толпились водовозы, доставлявшие воду тем, кто им платил. Бедноту оттесняли и отгоняли султанские суелджи. Воду перепродавали, ее воровали, потихоньку отвозили в свои сады, в огороды, ставили фонтаны для питья, тянули в собственные хамамы, пренебрегая законом, согласно которому для присоединения к главному стамбульскому водоводу Кирк-чешме нужно было разрешение самого султана. Стамбульские купцы пожаловались Роксолане на великого визиря Рустем-пашу, который забрал почти всю воду из бедестана и тайком провел ее в сады своего дворца, поставленного на краю Ат-Мейдана.

Она пошла к султану и добилась, чтобы тот наложил на дамата сто тысяч акче выплаты за украденную воду.

Стамбул заговорил о справедливости хасеки.

Два сирийских купца привезли в Стамбул янтарные зернышки, из которых изготовляли горячий напиток, имевший цвет и горячий дух тела черных невольниц. Напиток назывался кахве. Сирийцы открыли в Тахтакое кахве-хану, и народ повалил туда валом, так что муллы перепугались этого напитка и поскорее бросились с жалобой к шейх-уль-исламу. Абусууд издал фетву о запрещении нового напитка. Сирийцы, по совету мудрых людей, написали жалобу султанше, добавив к жалобе сумочку с кахве. Роксолана пригласила к себе Сулеймана и угостила его напитком[263].

– Что это? – спросил султан. – Я никогда не пил такого.

– А кто пил? – засмеялась Роксолана.

– Этот напиток возвращает человеку молодость.

– Я рада, что ваше величество так думает. К сожалению, великий муфтий запретил этот напиток.

– Запретил? Почему же я ничего не слыхал и не знаю?

– Вам никто не сказал. Шейх-уль-ислам в своей фетве ссылается на Коран. Но в Коране нет ни единого слова об этом напитке.

– Как он называется?

– Кахве.

– А из чего изготовляется?

– Обыкновенные зернышки с деревца, растущего в Аравии. Размолотые, варятся с водой. Что здесь недозволенного?

– В самом деле. Я подумаю.

Султан заставил великого муфтия отменить фетву. Кахвехане охватили пол-Стамбула, будто пожар. Вскоре их было уже около полусотни в Бейоглу, в Бешикташе и даже в султанском Стамбуле по эту сторону Золотого Рога.

От Фердинанда, который после добровольного отречения Карла стал императором, прибыл посланник, молодой фламандец Ожье Гизлен Бусбег. Привез богатые подарки султану и султанше, а еще надеялся поразить таинственного восточного властелина не столько подарками, сколько своими знаниями, потому что учился в лучших университетах Европы, много путешествовал, собирал древности, любил историю, искусство, разбирался во всем редкостном и необычайном.

Султан устроил пышный прием императорскому послу. Перед воротами Соук-чешме на огромном зеленом ковре был поставлен Золотой трон из диван-хане, и на троне сидел падишах в красно-золотом кафтане с отпашными рукавами для целования, свисавшими до самого ковра, а рядом с ним султанша хасеки – голубое атласное платье в золотой сетке, шея, руки, голова залиты потоками бриллиантов и изумрудов, и глаза притаенно зеленоватые, будто вся ее жизнь.