Роль

Изысканный оборот вызвал волну всхлипываний и сморканий. Павлов еще раз прошелся взглядом по ножкам и бюстам скорбящих дам — определенно, эта, в Кардене, была лучшей. Загадочность вуали возбудила его.

— Кто это? — спросил он, воспользовавшись паузой.

— Которая? — уточнил Широков.

— В парандже.

— Родственница. Племянница, кажется.

— Она сильно убивается по дяде. Ужель их объединяли лишь родственные связи?

— Сильно, — ушел от ответа Широков. — Будешь знакомиться?

— Обязательно, — сказал Павлов.

Илзе, стоящая довольно далеко бросила на беседующих быстрый взгляд. Глаз почти не было видно за толстыми стеклами уродующих ее очков. Как у многих людей со слабым зрением у Илзе был обостренный слух.

— И еще, — продолжал Павлов. — Мы обязательно найдем того, чья подлая рука вырвала из наших рядов Червонца. Я называю его так, как называли его мы, его лучшие друзья. Мы отомстим за него. Обязательно отомстим. — Павлов сделал суровый взгляд, старательно поиграл желваками.

Левко в неприметном костюмчике и белой рубашке без галстука стоял среди скорбящих, порою, прикладывая носовой платок к сухим глазам. Гроб скрылся под землею, он потихоньку стал выбираться из толпы. Выйдя на просторную аллею, он невольно восхитился памятниками. Черный мрамор и красный гранит, бронза досок и литье оград, бюсты и статуи, барельефы и горельефы — могилы выглядели дорого и солидно, соперничая меж собою. Молодые бандиты были высечены со всей атрибутикой профессии: в широких пиджаках, перстнях, с толстыми цепями на волосатых запястьях и мощных шеях. Особое внимание Левко привлекла статуя из теплого македонского мрамора. Авторитет был изваян в полный рост с вытянутой вперед рукой, на указательном пальце которой висели ключи. Левко не нашел шва на тонкой каменной перемычке, сколько не приглядывался.

— Напрасно ищете, — услышал он сзади. — Склейки нет. Высечено из цельного куска.

Левко оглянулся. На аллее, заложив руки за спину, стоял строгий охранник.

— Как это? — удивился Левко. — Очень просто, — сказал охранник. — Берешь глыбу мрамора, и отсекаешь лишнее. А ключи от мерседеса лишними не бывают.

— Вы скульптор? — поинтересовался Левко.

— Нет, — сказал охранник. — Балуюсь иногда гипсом.

— Так вы врач.

— Иногда приходится заниматься и этим.

— Значит, родственник? — Левко кивнул в сторону могилы Червонца.

— Не довелось, — вздохнул охранник.

— А вы?

— И я нет, — сказал Левко. — Я из бюро ритуальных услуг.

— Не понял?

— Попросту — гробовщик. Помните, у Пушкина?

— Чему вы тогда удивляетесь? Вы, можно сказать, лично приложили к этому руку.

Охранник обвел взглядом аллею.

— В определенном смысле, — согласился Левко. — Но я далек от искусства.

Они пошли по аллее. Охранник показывал.

— Голидзе Тигран Оганезович, Погоняло — Арап. Горячего нрава человек был. Десятка два солнцевских положил. Слыхали?

— Даже видел, — скромно похвалился Левко. — Издалека, правда.

Павлов подошел к Илзе.

— Я распорядился, тебя отвезут домой.

— Мне не надо домой, мне надо в больницу, — сказала Илзе. — Я же тебе говорила.

— Езжай, куда надо, — разрешил Павлов.

— А ты? — спросила она.

— Я должен срочно уехать в командировку. — Павлов проводил взглядом приглянувшуюся даму. — Червонец такой завал оставил. Хоть бы перед смертью с бумагами разобрался, скотина.

— Он же не знал, — тактично напомнил Широков.

— Что? — отвлекся Павлов. — Да, конечно, не знал. Поехали, Сережа, пора.

— Надолго? — спросила Илзе. Дама села в автомобиль, нарочито сверкнув точеными икрами.

— Я думаю, на недельку, — предположил Павлов.

В конце аллеи, храма и стоянки собеседники остановились.

— Я вот человек маленький, — сказал Левко, — а вот вам, к примеру, после смерти, извините, конечно, такой монумент оставят?

Охранник подумал.

— Может быть. — Он открыл дверь своего чероки. — Счастья вам.

— И вам, — ответил Левко. — Хорошо вы живете.

— Хорошо, — согласился охранник. — Только мало.

Он хлопнул дверцей, машина уехала. Левко поднял глаза на луковки храма, перекрестился, поклонился в пояс и вошел внутрь.

Пройдя через крестильню, Левко вошел в комнату старосты. Румяный священник после службы и отпевания усопших переодевался в штатское, мурлыча под нос популярную мелодию.

— Разрешите позвонить, батюшка? — попросил Левко.

— Ради Бога, — разрешил священник.

Левко взял трубку.

— У вас таксофон на улице сломан.

— Ребятишки озорничают, — объяснил священник. — Тьфу, зараза, прости Господи, — выругался он. — Как привяжется, нипочем не выбьешь. А ведь грех. Мне канон петь, а эта дрянь в голове вертится.

— А вы вспоминайте классику, батюшка, — посоветовал Левко. Вагнера, Леонковалло. — Он набрал номер. — Помогает.