Роль грешницы на бис

Вывод следовало сделать простой: ночной гость не располагал своими ключами. Следовательно, кто-то сделал для него дубликат с «родных» ключей. Или он сам сделал его тайком с ключей одной из женщин, работающих у актрисы…

– Бестактные вопросы задавать можно, не обидитесь? Мне в силу профессии приходится…

– Ну, что вы ерунду говорите, молодой человек, – отмахнулась Измайлова, – задавайте любые вопросы, которые сочтете нужными.

Какая щедрость! Как будто не она вчера поставила жесткие пределы его любопытству!

– Тогда… Как у вас с памятью?

– Боитесь, что я дневник куда-то задевала, а теперь следствие затеваю?

– Я должен рассмотреть и такую возможность.

– Видите ли, Алексей Андреевич… Можно, я буду вас просто Алешей звать, вы так молоды?

Любопытно, сегодня Алла вдруг стала подчеркивать их возрастную разницу, установила между ним и собой снисходительную дистанцию своего старшинства. Однако вчера, невзирая на эту разницу – или вопреки ей? – она была просто женщиной, и даже обольстительной женщиной, вне возраста. Кино продолжается, одним словом…

Знать бы только, с какой целью! Или актрисам просто свойственно все время что-то играть и менять роли – всего лишь из прихоти, желания разнообразия и доказательства своего мастерства?

– Алексеем, если вы не возражаете, – ответил он. – Видите ли, я…

Уменьшительное имя Алеша было зарезервировано только для Александры. Так вышло само по себе – близкие друзья звали его Кис, неблизкие – Алексеем, а то и по отчеству, а вот Алеша – это обращение было привилегией любимой женщины. И Кис эту привилегию рьяно охранял.

Алла, не дослушав его фразу, кивнула:

– Не стоит труда объяснять, Алексей так Алексей, ваше право. Так вот, Алексей, я беру дневник – из сейфа и запираю его – в сейф. Это годами сложившаяся привычка, я веду дневник с юности и уже тогда завела себе сейф, еще на первой своей квартире, потому что… Его содержание никоим образом не должно было быть известно посторонним. И посему эта привычка у меня доведена до автоматизма. Это как ключи в своей двери повернуть: вы же не думаете, в какую сторону, верно? Так и я: беру из сейфа и кладу в сейф лет эдак сорок. Думаю, что проблемы с памятью можно исключить.

– Спасибо за развернутый комментарий. Ваш сейф закрывается на ключ. Он не пропал?

Ключ не пропал. Он лежал по-прежнему на своем месте, в ящичке ее бюро, и Алла показала его детективу, помотав колечко вокруг пальца. По ее словам, в гостиную были вхожи всего несколько человек: Ирочка, секретарша Катя и домработница Жанна на время уборки. Остальные обычно заходят, только если что-то нужно спросить, и не дальше порога… Когда Алла выходит из дома, она запирает свою комнату.

– Однако вряд ли вы закрываете ее на ключ, когда ходите в ванную, в туалет, на кухню, верно? Следовательно, в это время в нее можно зайти! Ирочке вы доверяете. А Кате?

– Если доверять рекомендациям Ирочки, то следует доверять и Кате: это Ирочка ее ко мне привела. Ее отец с детства дружен с Ирочкой, жили в одном дворе. Известный писатель, между прочим: Павел Витебский, слыхали?

Кис не слыхал.

– Он из «почвенников», – подсказала Измайлова. Но Кис все равно не слыхал.

– Неважно, – деликатно закрыла тему Алла, – он теперь совсем мало пишет, насколько мне известно. Уже не попадает в струю. Собственно, я к тому, что Катя из хорошей семьи. Сама я пока ничего толком сказать об этой девушке не могу: я ее мало знаю. Компьютером владеет превосходно, даже меня научила немного. Она совсем другая – другое поколение, почти как с другой планеты, тем более для такой затворницы, как я. Даже рост – понимаете, она слишком большая, она принадлежит к другой расе homo sapiens. Но, если вынести за скобки эту разницу, немного шокирующую, эту странную одежду, странный язык… Я даже немного научилась его понимать. Вот вы знаете, что такое «комп»?

– Компьютер, – ответил Алексей, вспомнив Ванькину тарабарщину.

– Браво. Так вот, за вычетом этих внешних, не совсем понятных мне атрибутов нынешнего времени, Катя мне кажется очень милым человечком. Вежливая – но без излишеств, без фальши; держится уверенно – но не нагло; проста в поведении – но не развязна… Я люблю в людях чувство собственного достоинства, знаете, всю жизнь ненавижу лесть и заискивания, хотя всю жизнь была ими окружена… В Кате оно есть.

– Что представляет собой дневник?

– Тетради в толстом переплете, при советской власти их продавали за 44 копейки. Я по мере написания переплетала эти тетради по четыре штуки, получилось шесть томов в твердых коленкоровых переплетах.

– Все пропали?

– Пять. Третий том был не в сейфе, он лежал среди бумаг на письменном столе.

– Выходит, Катю можно исключить: она знала, где лежит третий том.

– Нет, не знала: мы с Катей работали над первым. Более того, я ей в руки дневник никогда не давала, только наговаривала текст и иногда зачитывала кусочки из дневника. После работы убирала его в сейф, и Катя это видела. А над третьим я как раз работала, обдумывая, как подать материал… И он остался в груде бумаг на письменном столе.