Роль грешницы на бис

Да, но Саша не продавалась. Вот в чем разница.

Впрочем, не ему судить Измайлову. За свои грехи каждый платит сам так или иначе. Это не его дело.

Но когда за свои грехи пытаются заставить платить других – вот это уже его дело.

* * *

– Ты что? Чего встал-то?

– Не спится.

– Ты зачем с меня одеяло стянул? А ну натяни обратно!

– Не. Я на тебя смотреть хочу. Ты красивая. Можно, я тебя поглажу?

– Вот я тебе сейчас пинка дам, так сразу и поймешь, чего можно, а чего нельзя! Ишь разошелся!

– Ну, дай пинка!

– А вот и дам!

– Так давай же!

– Вот тебе… Эй, руку отпусти! Отпусти, говорю!

– Как поглажу тебя, так сразу и отпущу…

– А я щас мамку позову!

– Зови, Цветик, зови… Чего ж не зовешь? Тебе приятно? А вот теперь тут… Да лежи ты спокойно, никто не придет… Сейчас, сейчас, вот еще поцелую… И сюда… И здесь еще… Все, все! Ну, брат, и что? Что я плохого делаю? Я тебе приятно делаю, вот и все! Погладь теперь ты меня, ладно? Мне тоже нравится, когда ты меня гладишь… Никто меня больше не гладит, ты одна… Конечно, потом сразу спать пойду на раскладушку! Обещаю, Цветик, обещаю…

* * *

Стараясь сдержать волнение, он набрал номер актрисы и спокойно, совершенно спокойно поинтересовался: если дневник ее столь интимен, что она впадает в панику при мысли, что кто-то посторонний может ознакомиться с его содержанием, то как же она будет публиковать свои воспоминания?

– Естественно, я не собираюсь рассказывать все подробности, – ответила Алла. Кис тщательно вслушивался в ее голос, но в нем не было и следа какого бы то ни было беспокойства. Наоборот, казалось, что она вполне весела. – То, что и в самом деле интимно, никогда не выйдет в печать. По окончании работы над мемуарами я уничтожу дневник подальше от греха. А почему вы спрашиваете? Вы его нашли? Вы кого-то подозреваете?

– Возможно, – уклончиво ответил Кис. – Алла Владимировна, а зачем вам вообще понадобилось писать воспоминания? Вы спрятались ото всех и от вся, вы хотели, чтобы о вас забыли, и вдруг – мемуары, книга в печати…

– Вы ошибаетесь, Алексей. Я хотела спрятать от всех женщину по имени Алла Измайлова. Но не актрису, о нет! Я отдала всю жизнь своей работе, я принесла ей немыслимые жертвы и надеюсь, что не зря… Почему я пишу мемуары? Просто потому, что я не хочу, чтобы однажды какой-нибудь болван вздумал написать обо мне книгу. Вернее, книги обо мне уже написаны, и немало, но до сих пор они были приглажены, все больше о моих ролях, о моем искусстве, а не обо мне лично. Но сейчас, знаете ли, модно лезть ко всем в личную жизнь. Вот я и пытаюсь закрыть брешь на книжном рынке и написать сама о себе, пока никто другой не додумался залезть в мое белье… Имя народной артистки Измайловой должно остаться неприкосновенным! Как и подробности частной жизни… Не так давно со мной пытались вступить в контакт киношники, чтобы снять обо мне фильм. Я не желаю, чтобы меня застал врасплох какой-нибудь сценарист. Работа над воспоминаниями позволяет мне тщательно отсеять нужную информацию от лишней. Когда я этот отсев закончу, я буду готова разговаривать со сценаристом…

Кис поблагодарил и отключился.

Значит, «имя народной артистки Измайловой должно остаться неприкосновенным! Как и подробности частной жизни». А в наше время как раз модно упиваться подробностями, неприкосновенных больше нет, народ приучен к «жизни за стеклом», к жизни в прямом эфире. Народ желает знать, как другие едят, как спят, как в туалет ходят… «Ты спала? Расскажи на товарищеском собрании, как спала, с кем спала?» – Жванецкий, кажется, причем еще в советские времена. И тогда всем хотелось повсюду нос сунуть, но тогда было нельзя. Зато сейчас демократия, сейчас можно. Народ должен знать своих героев не только в лицо, но и со всех противоположных лицу сторон… Надо думать, что в ближайшем будущем нас ждет прямой эфир из кабинетов гинеколога, уролога, проктолога…