Роль грешницы на бис

С этими словами Катя бесцеремонно схватила Алексея за брюки ровно в том месте, где было произведено впечатление, и без малейших колебаний прижала ладонями ткань так, чтобы всему народу было видно, что такое нормальный мужской пенис.

- Все, мамочка, глазками по сторонам голодными шнырк-шнырк: кто бы вые…л? - кричала Катя на весь ресторан.

Павел сидел как каменное изваяние. Ада глупо улыбалась, чувствуя неловкость, но явно не очень хорошо понимая, что происходит и как к этому надо относиться.

Кис, буркнув: «Хорош, все уже налюбовались», - убрал Катины ладони с интересного всем места - она, забывшись, все еще держала их на брюках Алексея, устремив полный ненависти взгляд на отца. Кис сел, с возрастающим интересом ожидая продолжения. Катя, несмотря на ее непристойные выходки, начинала ему нравиться.

Продолжение не замедлило наступить.

Катя двинулась прямиком в сторону родителя.

- А может, папочка, ты давно мечтаешь об инцесте? Тебе давно хотелось трахнуть дочурку? И, не смея преступить мораль, ты удовлетворяешь свои тайные фантазмы с моей ровесницей? А?! Признайся, это так, да?!!

Павел был в крайней степени растерянности. Если поначалу его лицо выражало благопристойное возмущение выходками дочери, то теперь оно было похоже на морду побитой собаки - виноватую, трусливую морду.

- Ну, давай же, смелей, - вопила Катя, нависая над сидящим отцом, - дай мне твою руку, вот, положи ее на мою грудь! Ты этого хотел, папуля? Ты об этом мечтал, да?

Катя схватила отцовскую ладонь и силком запихнула ее себе туда, где пять минут назад находилась ладонь Киса, - себе в лифчик.

Павел выдернул ладонь, словно получил ожог. Его трясло, трясло крупно и заметно. Если у него и нашлись слова для ответа на эту крайне провокационную дочернюю речь, то он был не в силах их произнести: зуб на зуб не попадал. Челюсть - красивая, благородная челюсть - дрожала мелко и жалко.

- Молчишь? - торжествующе проговорила Катя. - Молчишь, нечего сказать, - с горечью подытожила она, не желая принимать в расчет состояние шока, в котором явно находился ее отец.

- А раз молчишь, - Катя приблизила свое лицо к лицу отца и выдохнула прямо в его зрачки, - значит, правда все то, что я тебе сказала!

С этими словами Катя сорвала скатерть со стола, обрушив на пол посуду со снедью и бутылками. Вино брызнуло кровавым током на ковер. Официанты прыснули со всех сторон к столу.

- В таком случае ты не отец, ты похотливое дерьмо! - яростно выговорила девушка и, ухватив Алексея за руку, потащила его к выходу.

На улице, отдышавшись, она бросила Кису через плечо:

- Извините, - и пошла размашистым мужским шагом к метро.

Кис догнал:

- Я вас провожу.

Они доехали молча. Уже возле дома Катя сказала:

- Может, зайдете ко мне? Не хочется сейчас быть одной. Очень уж противно…

Кис согласился, и спустя четверть часа они уже пили вино в небольшой Катиной комнате. Она говорила без умолку. О матери, умершей шесть лет назад; о странных отношениях с отцом, о старшем брате, живущем в Англии… Из ее сбивчивой полупьяной речи вырисовывалась невеселая история.

Отец, всегда живший в доме барином и удерживавший детей на должной почтительной по отношению к писателю-почвеннику дистанции, со смертью матери неожиданно сблизился с Катей - до ежевечерних печальных объятий и нежных отеческих поцелуев на сон грядущий. Постепенно поцелуи стали и утренними, и обеденными, и более продолжительными… Объятия оказывались все более тесными, а отцовская рука делала все большую амплитуду, поглаживая дочь…

Катю это начало пугать до такой степени, что она принялась таскать в дом кодлы друзей. Ей хотелось довести отца «до ручки», чтобы он, прямо по ее плану, не выдержал разбойных молодежных набегов на его тишину, на его ухоженную квартиру и его холодильник и снял дочери квартиру.

Так оно и случилось однажды: Кате было предложено отселиться. После чего Павел привел в дом дуру-молодуху-мачеху, которую он подхватил из чужих мужских рук где-то на литераторской тусовке. Катя, однако, не простила отцу тех особых долгих взглядов, задерживающихся на ее теле, - именно тогда она пришла к стилю унисекс, как бы желая погасить, спрятать свою женственность и мужской (что хуже - отцовский!) к ней интерес…

После переезда одиночество стало особенно ощутимым и несносным. Почему-то именно теперь, шесть лет спустя, как никогда остро почувствовалась ранняя смерть матери. Брат, уехавший работать в Англию, там и застрял и с тех пор семьей, а в частности Катей, больше не интересуется…

…У нее больше нет семьи; она никому не нужна; она окружила себя толпой, сделала из своей квартиры молодежный клуб, но это только иллюзия неодиночества; она от всех устала, но не находит в себе достаточно сил, чтобы смириться с одиночеством; она и к Измайловой пошла работать затем, чтобы увидеть вблизи, рассмотреть и понять ее намеренное, лелеемое одиночество… А может, даже ему научиться…