Роль любимой женщины

Да, им было не до нее. Грузовик помчался на этого с гранатой, после взрыва петлял из стороны в сторону и давил по очереди машины вместе с людьми. Алена никуда не побежала, конечно. Она еле доползла до ближайших кустов. И смотрела, смотрела. Как страшно выглядит смерть. На это невозможно смотреть, на это невозможно не смотреть. Насколько ей было бы легче остаться с ним. С чужим человеком, который сейчас погибает из-за нее. А потом ее, неспящую, разбудили сирены, крики, выстрелы. Это была явно полиция. Алена встала и пошла к ним, неумелыми ногами, совсем разучившимися ходить. Ее, в этой серой куртке, чужих штанах, с комком волос, падающим на лицо, не сразу заметили. Спасатели МЧС извлекали из горящего грузовика Аркадия Рискина. Они положили тело на дорогу. Кто-то произнес:

— Он погиб не от взрыва. Шесть выстрелов в упор.

И тогда Алена пошла к нему. Опустилась на колени. Аркадию не закрыли глаза. Он смотрел на нее. И потому она ему улыбнулась. Погладила черную руку. Отошла в сторонку и не смогла вздохнуть. И перестала видеть. Очнулась на руках Сергея Кольцова.

— Все хорошо, Алена, — сказал он. — Скоро будешь дома.

— Да, — шепнула она. — Только домой. Не отдавай меня ни в какую больницу.

Глава 5 Цена греха

Были зной, восторг, ликование. Было раскаленное счастье, сердце трепетало и взлетало, голова кружилась, лоно требовало и оттягивало завершение. Полина не уснула, она выпала из действительности. Мозг просто не справлялся с потрясением. Но за закрытыми веками вдруг проснулся ад. Дым и горечь греха, чернее которого Полина не знала. Она открыла глаза в страстной надежде, что это сон. Она увидела его комнату, его кровать, его подушку. Она увидела себя — впервые за много лет она открыто смотрела на себя, обнаженную. И не почувствовала ни стыда, ни отвращения к наготе в принципе, к своей — особенно. Полина все вспомнила, выстроила по порядку. И подумала, что ад — не такая уж чрезмерная плата за то, что довелось испытать. Вся ее жизнь, ее суровая и тусклая жизнь, была опрокинута в эту ночь. И ей нисколько не хотелось вернуться в то праведное существование, какие бы райские кущи ни ждали там, за горизонтом. Полина, мать троих детей, стала женщиной и была этому рада. Она за одну ночь прошла через все грехи, она их назвала, поняла и не раскаялась.

Полина приехала к Дмитрию накануне, не поздним еще вечером. Ей страшно было заходить в эту спальню, из которой не так давно уехала подруга Катерина. Она с ужасом смотрела на свое отражение, на бледное и вытянутое лицо монашки с глазами-ранами под платком, на тело, сухое и лишенное соблазна. Она вспоминала яркую и нарядную Катю. Боялась унижения, обид, того, что прочитает в его глазах, которые их сравнят.

А Дмитрий смотрел на нее, улыбался.

— Я понимаю, что тебя сейчас терзает. И я тебе скажу и докажу одну вещь. Все твои проблемы в том, что ты не встречала настоящего мужчину. Тебе никто не прочитал то, что в тебе есть. Это начал делать только я. И мы продолжим.

Он не дал ей влезть в ее спецодежду для любовных утех. Она шла к ложу, как по полю позора, она казалась себе страшной, неловкой, отталкивающей и блудливой без последнего убежища в виде сурового балахона. А Дмитрий ее не поддерживал и не утешал, не хвалил, не ласкал. Он все делал наоборот. Он рассказывал ужасные вещи о своих отношениях с другими женщинами, об оргиях. Полина никогда не слышала ничего подобного. Она не знала, что так бывает. Она не понимала, почему в ней нет протеста, почему она не пытается бежать туда, где остались ее стыдливость и праведность.

А потом он заставил ее встать и повел туда, где обычно проводил время сам, куда он не допускал ни женщин, ни гостей. Они пошли в его галерею. Полина бродила по этому царству вседозволенности, по пиршеству плоти и разврата. И чувствовала, что ее сухая, тусклая кожа становится более живой и упругой. Ее соски твердели, а бедра теплели. И наступил момент, когда она захотела, чтобы они вернулись в спальню. Она стремилась в их тайну. Но он повел ее в один альков. Раздвинул шторки. И Полина увидела что-то невероятное. Это была огромная картина. Обнаженную красавицу держали мужские руки. Пальцы впивались в нежное тело, почти терзали его. Это была Алена! А руки… Это руки мужа Полины.

— Да, — кивнул в ответ на ее вопросительный взгляд Дмитрий. — Это они. А теперь отпусти в себе все, ничего не сдерживай. Ты мечтала о мести. Вот и представь себе, что это не картина. Что это не снимок Алены, а она сама. И ты можешь делать все, что хочешь. Все, что ты в самых тайных и стыдных фантазиях делала бы с нею, с ним. Как бы ты их наказала. Как бы ты расправилась с ними. Я потом дам тебе и такую возможность. Сделай, что хочешь, с этой картиной. Режь, жги, грызи… Но это потом.