Роль, заметная на экране

— Рая! — крикнула в рупор Анна Николаевна. — Подними ногу понаряднее, выгни подъем! И корпус скучный… Ты что, аршин проглотила? Оживи корпус изгибом!

Искоса взглянув вниз на воду, я освободила руки и стала в такую позу, словно подо мной был пол нашего школьного зала.

— Еще чуточку прогнись! — донеслось с плота. — Вадим Ефимович, помогите ей…

— Ничего больше не надо, Раечка! — сказал Вадим. — Вы и так словно орхидея в ботаническом саду!

«Подо мной нет дна, а я никудышный пловец», — мелькнула мысль, но я, не шелохнувшись, опиралась на ветку одной ногой, как аист, и только слегка касалась ствола откинутой рукой.

— Хорошо, Рая. Запомни позу и отдыхай, — одобрила Анна Николаевна. — Вадим Ефимович, вернитесь, пожалуйста, на плот.

Но он не ушел. Он опять подстелил свою куртку, помог мне сесть, а сам присел неподалеку на глиняную ступеньку.

— Представляете, как на экране перед зрителем заплещутся серебристые волны реки, а над ними прекрасная девушка, из-за которой идет сражение. И все зрители почувствуют, что из-за этой девушки стоит умереть…

На мое счастье, опять включили фонограмму, и под звуки барабанов и скрежет мечей я могла ничего не отвечать Вадиму.

Большой буксир, проходящий мимо, дал гудок, и капитан, перегнувшись с мостика, спросил в рупор: не нужна ли помощь и что случилось? На плоту-самосплаве из шалаша выскочили два парня в трусиках и окаменели рядом с рулевым. Зяма что-то прокричал им, успокоительно помахав руками.

Мне стало казаться, что я веду себя глупо, ничего не отвечая Вадиму. Я злилась на свою растерянность. Хотелось говорить весело и остроумно, будто не принимая всерьез его слов. Вместо этого я громко и деловито спросила:

— Всегда на съемках столько времени уходит?

— В общем, всегда, — ответил, улыбаясь, Вадим. Он старался перекричать музыку и шум. — Но, конечно, задача снимать балет в природных условиях все усложняет. В павильоне с декорациями много проще… Как на сцене…

— Это же замечательно! — перебила я его. — Только очень трудно! Конечно, и на сцене не легко, но здесь особенно… Даже образы героев как-то по-другому раскрываются! Правда?

— Да, да, — радостно согласился он. — Вы правильно заметили! На фоне настоящего неба и земли…

Музыка кончилась.

— Нет, товарищи, это не годится, — раздался голос Евгения Даниловича. — Кто там слева? Надо было пригнуться…

Хабир с разгоряченным, потным лицом выскочил к краю обрыва и, присев, как кошка перед прыжком, крикнул:

— Держи меч на уровне плеча и прыгай в длину, а не вверх… По-настоящему!..

Он прыгнул, расстилаясь в воздухе. Потом выпрямился и снова начал считать. К нему присоединились остальные, и под громкий счет всех пятерых «сражающихся» они повторили «бой» с начала.

Солнце стояло уже прямо над головой, и, наверное, миновал полдень.

— Хабир, скоро вы? — спросила в микрофон Анна Николаевна и добавила: — Вадим Ефимович, вы нужны на плоту!

Вася через ее плечо крикнул в микрофон:

— Пора закругляться!.. А то уйдет солнце!..

Вадим, вздохнув, поднялся, довольно грустно улыбнулся мне и скрылся за кроной дерева.

Хабир даже не оглянулся в сторону плота.

— Мальчики, давайте как следует! И-и, раз, два, три! Раз…

Анвер горячился и, прыгая, выкрикивал какие-то башкирские слова. Парень, которого он схватил своими ручищами, даже ойкнул. Левый и правый воины ринулись вперед с такой злостью, что я испугалась, не проткнут ли они друг друга своими тупыми мечами. Когда они упали, Анвер так и взвился, перепрыгивая через них. Он поднял над головой скорченного горбуна, прыгнул с ним в сторону, потом вперед и, почти швырнув его рядом с собой, выдохнул, как в бочку:

— Хо-а!

— Яхши! — сказал Хабир. — Теперь все вместе! «Убитые», перестаньте ерзать! Считаю для всех. Рая, приготовьтесь!

Я поднялась с куртки Вадима и, спрятав ее, прижалась к стволу.

— И-и, раз, два, три! Раз, два…

Как можно больше выгнув подъем вытянутой ноги, я откинулась и протянула руку к сражающимся.

— Что это с вами? — прервав счет, удивленно спросил меня Хабир. — Почему вы такой соблазняющей русалкой извиваетесь среди ветвей?

— Я… я… — Мне оставалось только хлопать глазами.

— Да ведь на твоего любимого четверо навалились! Чудо будет, если они его к аллаху не отправят! С чего тебе такие роскошные аттитюды и арабески[2] демонстрировать! — крикнул на меня Хабир.

— Так ведь я балерина! И это балет… — рассердилась я. — Потом, и Анна Николаевна, и Вадим Ефимович…

— Можешь поименно перечислить всю съемочную группу, но здесь изображается не дно морское, и чары русалок ни при чем…

На плоту, видимо, тоже шел спор. Вадим что-то горячо доказывал Евгению Даниловичу, но никаких распоряжений не последовало, и я молчала.

Хабир, опустившись на колени возле корней дерева, склонился ко мне:

— Покажите, как бы вы держались во время боя, когда вокруг раздаются стоны, льется кровь…

Я невольно сжалась комочком около ствола и закрыла лицо рукой.

— Э, нет, Раюша! — на всю округу разнесся через репродукторы спокойный голос Евгения Даниловича. — Невеста не такая трусиха! Она ведь пошла против всех, швырнула в лицо баю его подарки. Вы сами назвали ее революционеркой!..