Его жизнь протекает совершенно иначе, чем в Бухаресте. Барт может передвигаться гораздо свободнее, и у него гораздо меньше технических и административных обязанностей. В ноябре он поедет смотреть на пирамиды, в феврале отправится в Асуан и Верхний Египет: позднее он скажет, что это лучшее воспоминание об этой стране. Филиппу Реберолю, который назначен во Французский институт в Лондон, он признается, что чувствует себя хорошо: «У меня теперь довольно уютная квартира в тихом районе, с садами; у меня есть прислуга и свободное время: девять часов занятий в неделю, не требующих никакой подготовки; обучение языку имеет преимущество перед любой литературой; оно устраняет мучительные вопросы идеологии»[382]
. Если в Румынии он писал очень мало, захваченный новизной и новыми обстоятельствами, занятый многочисленными практическими заботами и составлением отчетов, столь же нескончаемых, сколь и необходимых, то в Александрии он находит душевный покой, благоприятствующий его занятиям Мишле и созданию новых статей. Там он, в частности, написал кроме нескольких рецензий свою первую большую статью об историке, опубликованную в Esprit в апреле 1951 года, – «Мишле, история и смерть» и закончил цикл статей в Combat о письме, которые лягут в основу «Нулевой степени письма» (идея этой книги тоже пришла к нему в то время). Осенью 1950 года он начал писать статью о Кейроле. Барт пытается воспроизвести бухарестский опыт и читает лекцию о музыке, но ее сочли слишком интеллектуальной и недостаточно артистичной: это его задело, он чувствует себя непонятым. Однако он наслаждается теплом, садами и живет будто во сне. Он говорит, что тоскует по Румынии, по оставшимся там друзьям, но со временем привыкает. Александрию он называет Биаррицем. «С мягким исчезновением окружения моя боль, мои проблемы, мои вопросы приобретают некоторую трагичность, поскольку трагическое является для меня существенным условием: одиночество. Я близок к пониманию определенного трагического материализма, который, возможно, в моем зрелом возрасте совместит два периода моей молодости»[383]. У него неприятности: медицинская комиссия в Египте отказала ему в разрешении на работу из-за туберкулеза – решение, которое почти невозможно обойти в этой бюрократизированной стране. Хотя Барта не стали высылать из страны сразу, существовала вероятность, что ему не продлят контракт на следующий год. Ему трудно строить планы на будущее. Он ищет прибежище в настоящем – в случайных ночных знакомствах, ставших возможными в особых местах, которые ему показали. Они ведут долгие философские беседы с Шарлем Сенжвеном, к тому времени уже серьезным марксистом, позднее опубликовавшим несколько работ – о Платоне, о философии языка[384]; Барт также играет на фортепиано с Анной. Но, самое главное, в этом городе, где ничего не осталось от мифической библиотеки, образуется сообщество для размышлений и дискуссий, оказывающее на каждого из участников глубокое интеллектуальное влияние.В Александрии происходит одна из самых важных встреч в жизни Барта – с Альгирдасом Жюльеном Греймасом. Впервые равенство работает на столь многих уровнях: принадлежность к одному поколению, маргинальность, любовь к теории.