Рома, прости! Жестокая история первой любви

— Алена, я же просил: не надо в заведения…

— Расслабься, Лавочкин! У тебя денег нет, я в курсе. Давай не будем об этом.

— Мне неприятно…

— Ой! — Алена поморщилась. — Я, конечно, не феминистка, но, ей-богу, Ром: я зарабатываю столько, что все эти твои ужимки и прыжки просто смешны. Если хочешь выглядеть достойно — веди себя смирно. Плачу я, смирись с этим как-нибудь.

Ромка выглядел, как побитый щенок. «Ну вот, я ему еще добавила, бревно нечуткое! Мало ему…» — обругала себя Алена и ласково взяла его за руку. Он вздрогнул и удивленно посмотрел ей в лицо. Она улыбнулась.

— Ром! Я спросить тебя хочу… Только обещай, что ответишь честно!

— Это в обмен на халявную жрачку?

— Как тебе не стыдно!

— Извини, я не прав… Что ты хотела спросить?

— Скажи… Дома совсем плохо? Ромка весь напрягся.

— Ты о чем?

— Об истории с Максимом. О Юльке. О тебе. О вас.

— Откуда ты…

— От верблюда! Я задала тебе вопрос.

— Ты что — следователь, и я обязан отвечать? Какое тебе до всего этого дело?

— Нет, ты скажи, скажи, я тебя умоляю! Юлька доедает тебя?.

— Ой, Алена! — Ромка схватился за голову. — Я с тобой, что ли, буду обсуждать свою семейную жизнь?

— А с кем же? — Алена приблизила к нему свое лицо и почти зашептала. — Я знаю, что ты совсем один. С мамой ты ни о чем таком не говоришь, а. больше у тебя никого нет. Я все знаю…

— Обо мне газеты сообщают, что ли?

— Во-первых, я достаточно часто бываю у Юлиных родителей. А во-вторых… Дурак ты, Ромка, я же люблю тебя!

Макс сидел в кресле у Риты дома и, уже второй час, сдвинув брови, внимательно слушал кассету с записью ее радиопередачи. Перед этим он прочитал семь ее статей. Отложив последнюю, он ничего не сказал, только строго так велел: «Ставь кассету!»

Ритка сидела вся красная, напряженная и до крови кусала губы. Никогда еще она так не волновалась, ожидая оценку своего труда. Ей хотелось нравиться Максу во всем, ей хотелось, чтобы он увидел, какая она умная и талантливая. Нет, не хотелось: это было жизненно необходимо! Плевать, какие статьи и передачи на самом деле! Важно, как он будет думать о ней.

Господи, когда же кончится эта пытка?

Пошла конечная музыкальная отбивка. Макс протянул руку и нажал кнопку «стоп». Наступила тишина.

— Не томи, Макс, скажи слово!

Он с нежностью посмотрел на Риту:

— Ты очень талантливая девочка. Умница моя, лапочка. Только… Можно я скажу?

— Этого я и жду, — скрывая волнение, заулыбалась Рита.

— Ты здорово пишешь, здорово… звучишь. Но, знаешь, почему у тебя все так закончилось?

— Ну, почему же?

— Тебе все, о чем ты писала или делала передачи, не было интересно. Поэтому ты с такой легкостью бросала темы… Ты — эмоциональная, но на минуту. Потом ты легко выбрасываешь из головы то, о чем с таким волнением только что говорила. Так ведь? Может, я сто раз не прав, но, как я понимаю журналистику, темой надо «заболеть». Ты же всегда была абсолютно здорова. Вот твой феминизм…

— Не феминизм, — буркнула Рита, — а женская тема.

— Какая разница? — отмахнулся Макс.

— Большая! — упрямо твердила Рита. — Надоело каждый раз всем повторять!

— Ну ладно, хорошо… Не о том речь. Вроде застряла на этом, дело пошло, так нет: при первой трудности все бросила и сбежала кропать «слоганы».

— Не при первой, при сотой! — закричала Рита. — Я ж рассказывала тебе, меня съели, забодали…

— А ты не съедайся! — тоже повысил голос Макс. — Как легко тебя забодать! Сразу — ах, ах, меня обидели, ручки вверх и демонстративно уходит. А хуже-то кому? Им? Тебе же самой! Упорства в тебе ни на грамм! Вот твоя проблема… Плюс отсутствие собственного интереса к какой-нибудь тематике…

Ритка вдруг разревелась. Черт возьми, он так прав, этот мальчишка, этот пацан-второкурсник, сукин сын!

Макс бросился к ней, обнял:

— Риточка, прости, милая моя, не плачь, ну, я дурак, я ерунду порю, я ж ничего в этом не смыслю!

Ритка оттолкнула его:

— Заткнись, дитя. Ты прав. Только объясни, отчего ты такой умный. Откуда ты все знаешь?

Макс улыбнулся и развел руками:

— Элементарно, Ватсон! Я просто люблю тебя и вижу насквозь. Ты меня не обманешь, от меня не скроешься. И мы с тобой начнем все сначала, ладно?

— Поздно уже мне сначала…

— А вот этого чтоб я больше не слышал. Девчонка ты сопливая, нос утри! Ты у меня станешь борцом за свои права, ты у меня научишься быть энергичной. Ишь, пристроилась клерком! А талант, между прочим, это народное достояние!

— Странно, — задумчиво обронила Рита. — Как я дожила до своих почтенных лет без тебя?

Самое смешное, что в этот день у них ничего не было. После этого разговора они долго сидели обнявшись и молчали. И были самыми близкими людьми на земле. Труднее всего на свете было встать, разомкнуть руки и, глядя друг другу в глаза, сказать: «Пора!» Они тут же заговорили-забормотали, перебивая друг друга:

— Когда увидимся теперь?

— А ты еще сможешь прогуливать?

— Ты скажи, когда?

— Не раньше вторника…

— С ума сойти, как долго! Я буду тебе звонить…

— Каждый день, а то я с ума сойду!

— А… как ты с Гошей?

— Я думаю только о тебе.

— Он не замечает?

— По моему, нет…

— Значит, он не любит тебя так, как я.

— Может, это даже хорошо…