Роман

Все чувства и мысли Романа вмиг ушли куда-то, остались только зрение и слух. Замерев, он ждал.

Прошло ещё минут десять.

Вдруг впереди послышался слабый, ритмично повторяющийся звук. Затаив дыхание, Роман поднял ружьё. Звук приближался, рос и вскоре превратился в повторяющееся “хор, хор, хор”.

А через мгновение слева из-за макушек молодых берёз вылетел вальдшнеп. Казалось, что он стремительно и в то же время плавно скользит по невидимой струне, ритмично, но не резко взмахивая остроконечными крыльями. Роман вскинул ружьё и, нажимая спуск, понял, что промахнётся. Раздался выстрел, вальдшнеп зигзагом метнулся вбок и скрылся, испуганно цвиркая.

– Вот и первый блин! – улыбаясь, шепнул Роман, преломил ружьё и, вытянув дымящуюся гильзу, бросил в траву. Но не успел он до конца всунуть новый патрон в казённик, как снова послышалось нарастающее “хор, хор” и теперь уже справа вылетели одна за другой две острокрылые птицы.

Захлопнув ружейный замок и выцелив первую, Роман выстрелил быстрым дуплетом, и сбитый вальдшнеп, сложившись комком, упал в кусты.

Роман быстрым шагом прошёл к месту падения и после недолгих поисков увидел лежащего в траве вальдшнепа. Теперь он казался совсем маленьким, и это знакомое несоответствие между налетающей острокрылой тенью и пёстрым комочком живо всплыло в памяти. Он поднял мягкую тёплую птицу, подержал на ладони, разглядывая её красивое оперение, переливающееся коричневыми, зелёными и серыми оттенками. Круглые глазки вальдшнепа были полны влаги. На длинном тонком клюве виднелась кровь. Роман положил его в ягдташ и вернулся к “трём грациям”.

Известную охотничью поговорку “Стрелять легче, когда в ягдташе тяжелее” он понимал буквально, и поэтому, как правило, после первой убитой птицы стрелять ему становилось и впрямь как-то легче – в осанке, в движениях, в выборе цели и в самой стрельбе появлялась вдруг та самая свобода, позволявшая стрелять почти без промаха.

Вложив в пахнущие пороховой гарью стволы две латунные гильзы, снаряжённые день назад пристрастными руками Антона Петровича, Роман захлопнул замки. Вскоре показался вальдшнеп. Роман сбил его первым выстрелом, а через минуту сбил и другого, налетевшего сбоку.

Охота была в полном разгаре.

То тут, то там гремели выстрелы стоящих в засаде охотников, эхо подхватывалось, неслось в рощу, а там раскатистые звуки повторялись на разные лады. Пороховой дым стелился по траве, зависая на тронутых вечерней росой кустах. Солнце зашло, спустились сумерки. В это время стремительно налетающие вальдшнепы казались Роману потусторонними существами, призраками, со странными похрипываниями скользящими над землёй. В этих негромких “хор, хор” было что-то завораживающе-колдовское, несущее в себе непостижимый тайный смысл и равнодушие ко всему земному.

Стоя возле трёх осинок, Роман следил за полётом птиц и стрелял только по близлетящим. Иногда на него с цвирканьем налетали мечущиеся вальдшнепы, мгновение назад попавшие под чей-то неточный выстрел; таких он всегда пропускал.

Сумерки быстро густели. Небо потемнело, на нём проступили звёзды, кусты и деревья слиплись в тёмнозелёные формы, от них веяло прохладой. Несмотря на непрекращающийся пролёт вальдшнепов, выстрелы звучали всё реже. Постояв ещё некоторое время и пропустив без выстрела трёх птиц, мелькнувших тёмно-серыми молниями, Роман повесил ружьё на плечо.

Тут же в наступившей тишине трижды прозвучал утиный манок Антона Петровича, своим пронзительным дребезжащим кряканьем возвестивший об окончании охоты.

XII

Костёр, разложенный Акимом посередине Лысой поляны, ярко горел. Вокруг него, расположившись на подостланном сене, неторопливо, по-походному ужинали пятеро охотников. Сам же Аким, выпив водки и закусив подогретой на костре курятиной, спал в телеге, стоявшей неподалёку. Стреноженная лошадь паслась в стороне возле берёз.

Кругом было темно и тихо; лишь где-то на краю Маминой рощи в молодом овсе покрикивал козодой. – С полем, друзья! – проговорил своим поставленным голосом Антон Петрович, поднимая серебряную походную стопку.

Все подняли такие же стопки и, вразнобой бормоча: “С полем”, выпили.

– Эх, славно! – крякнул от удовольствия Красновский, поспешно закусывая солёным огурцом.

Антон Петрович, напротив, не торопясь с закуской, отёр губы платком, положил стопку на разостланную подле него скатерть.

На этой видавшей виды походной самобранке Воспенниковых были разложены яства, собранные охотникам в дорогу заботливой Лидией Константиновной: возле фляжки с водкою лежали солёные огурцы в марле, мочёные яблоки, варёные яйца, лепёшки, хлеб, ветчина и то, что осталось от полдюжины жареных цыплят.

Перевёрнутая корзина служила опорой для прислонённых к ней ружей. Рядом с ружьями лежали пустые патронташи и ягдташи с дичью, распределённой изменчивым охотничьим счастьем далеко не поровну: Роман убил пять вальдшнепов, Красновский – четыре, Антон Петрович и Николай Иванович – по два и, наконец, Клюгин – ни одного.