Роман

Она была в чёрном сарафане с серым передником и в лаптях.

– Никак и ты собралась?

– А чаво ж! Покелича грибы полезли, надобно ухватить.

Она стала поправлять свой синий в мелкую белую крапинку платок.

– Ну и ладно. Чего дома сидеть, – заключил Аким и, снеся корзины к телеге, принялся пристраивать их.

Аксинья посторонилась и пропустила на крыльцо Антона Петровича, одетого во всё ту же крестьянскую одежду, с соломенной шляпой на голове, с корзиной в руках.

– Так, так! – Он быстро спустился по ступеням. – Пойду искать по свету, где оскорблённому есть чувству уголок! Карета подана! Отлично! Не развалится?

– Помилуй бог, – качнул головой Аким, – новёхонькая, только что купил.

– Да, да, да… совсем новая телега. Я с крылечка не заметил, – согласился Антон Петрович, и, изогнувшись, выпятив вперёд живот, посмотрел на небо. – Что ж, природа дарит нам чудненький денёк. Лида! Поспешай, моя радость, не то боровики разбегутся!

Но вместо Лидии Константиновны на крыльце появился Роман. В отличие от дяди он был одет слишком по-городскому – серая шляпа, замшевая куртка, кремовые брюки, заправленные в хромовые сапоги.

– Доброе всем утро! – крикнул он и легко спрыгнул с крыльца на землю.

– Экий вы красавец, Роман свет Алексеевич! – засмеялся дядя, бросая корзину в телегу и обнимая племянника. – Не боишься в лес в таком наряде? Я вон в лаптях, по-русски! А?

Антон Петрович слегка присел и, захлопав увесистыми ладонями по коленям, запел:

Эх, лапти, да лапти, да лапти мои!
Эх, лапти, да лапти, да лапти мои!
Ты не бойсь носить-тё,
Тятька новые сплятёть!

Аким и Аксинья смеялись, качая головами.

– Ну вот, Антоша, с утра да за пляску! – послышался мягкий голос тётушки.

Она стояла на крыльце – стройная, в длинном глухом зелёном платье с кружевными манжетами и воротником, с маленькой шляпкой на голове и с корзиной в руке.

– Лидочка, свет мой невечерний! – загремел Антон Петрович, воздевая кверху руки. – Поедем вместе к Берендею в гости!

– Поедемте, поедемте! – весело ответила тётушка, спускаясь вниз. – Аксюша, квас положила?

– Положила, а как ж без него? – в своей манере, вопросом на вопрос, ответила Аксинья.

– Садитесь сюды, Лидья Костатевна! – суетился Аким, расправляя своими смуглыми руками сено в телеге.

– Спасибо, Акимушка.

Сразу шесть мужских рук подхватили её, и она оказалась в середине телеги.

– Ну совсем как принцесса на горошине! – засмеялась тётушка.

– Не принцесса, а королева, Мария-Антуанетта, Жанна д’Арк, Елизавета Английская! – гремел Антон Петрович, целуя тётушкины руки.

– А мне кажется, тётушка, вы сейчас напоминаете боярыню Морозову, – проговорил Роман, подсаживаясь на край телеги.

Воспенниковы засмеялись. Антон Петрович взгромоздился на телегу и закричал:

– Аллюр два креста! Марш, марш!

Аксинья села сзади, Аким спереди, разбирая вожжи.

– Поехали! – крикнула тётушка, и лошадь, не ожидая удара вожжой по серой спине, взяла с места.

– Куды править? – спросил Аким, когда проехали липы.

– В Мамину, наверно, Антоша? – откликнулась тётушка.

– Нет, ma cherie. В Маминой теперь весь Крутой Яр днюет и ночует. Там нам делать нечего.

– Так куда же? – Тётушка обеими руками держалась за массивное плечо Антона Петровича.

– Нешто в Выруб? – пробормотал Аким.

– Нет, друзья мои! Дальше! Путём нехоженым к святому Граалю! – пропел Антон Петрович и серьёзно добавил: – На Усохи! Через бор, через Желудёвую падь. Вот каков манёвр!

– Ох, далече-то как! – тихо засмеялась Аксинья.

– Круто! – весело мотнул головой Аким. – Часа за два доедем.

– За два?! – грозно воскликнул дядя. – Это ты, солдат отечества, лихой наездник, говоришь мне! А ну, гони свою клячу, чтоб через час там были! Гони!

– Антоша, да что ты, право… – начала успокаивающе Лидия Константиновна, но Аким уже стал нахлёстывать лошадь вожжами, и телега набрала ход.

– Другое дело! – закричал Антон Петрович. – Так держать! Зюйд-зюйд-вест, паруса по ветру!

Подпрыгивая на ухабах, телега неслась к сосновому бору.

Солнце взошло над дальним лесом и косыми лучами заливало засеянные рожью, овсом и гречихой поля. Ехать было свежо и не пыльно – ливень так промочил землю, что сейчас, четыре дня спустя, земля была влажной, а во впадинах дороги ещё стояла вода. По пути телега обогнала несколько крестьян, по-видимому идущих в лес драть лыко. Они снимали шапки и, желая здравствовать, провожали телегу долгими взглядами, загораживаясь руками от низкого, набирающего силу солнца.