Роман

- Я... обещаю, - произнесла Татьяна, доверчиво глядя ему в глаза.

В этот момент Митроха, неловко взмахнув руками, пошатнулся и повалился со стола на траву, и все поддерживающие Стеньку, победоносно закричали.

Митроха с трудом поднялся на ноги, шатаясь, оперся руками о стол, силясь вскарабкаться на него, но толпа заревела сильней, послышались насмешливые выкрики, свист, и он махнул рукой и бессильно сел.

- Ааааа! Наша взяла! - во всю глотку кричал Аким, хлопая себя по коленям.

- Тьфу! Невдаль драный! - в сердцах плюнул Марей в сторону сидящего на траве Митрохи.

Стенька же, хоть и шатался, как камыш, продолжал по инерции плясать.

Аким с двумя своими братьями - такими же отчаянными, чернобородыми и белозубыми мужиками - подскочил к столу.

- Наша взяла! Наша взяла! - закричали братья, сволакивая Стеньку со стола, и через мгновенье его принялись подбрасывать на руках.

- Молодчина! - гремел Антон Петрович, потрясая часами, - Сюда, сюда его несите!

Красновский, морщась, как от зубной боли, полез во внутренний карман пиджака за бумажником.

- Ну, герой, ну герой! - повторял Федор Христофорович.

- А тот-то вон как уплясался! - посмеивалась попадья, - Ой, вот озорники!

Стеньку поднесли к террасе, поставили на ноги. Антон Петрович подошел к нему, обнял и трижды поцеловал, повторяя:

- Молодец! Молодец! Молодец!

Затем он взял ослабевшую потную руку плясуна и вложил в нее часы.

- Носи, брат, на здоровье!

- Ура! - крикнул сияющий от счастья Аким, и столпившиеся у террасы мужики дружно закричали "ура".

Татьяна вдруг подошла к Стеньке и, произнеся "спасибо вам", поцеловала его в пылающую румянцем щеку.

Крестьяне закричали громче, парень же, зардевшись еще сильней, потупил глаза.

- Теперь ты веришь? - спросил Роман у Татьяны.

- Верю! - радостно ответила она.

Часы на террасе пробили восемь. Как ни был дядюшка захвачен чествованием Стеньки, он тут же отреагировал на перезвон.

- Так, так! Отлично! Никита! Никита!

Стоящий неподалеку Никита шагнул к нему, почтительно улыбаясь.

- Как наше чудо-юдо?

- Все готово! - кивнул головой Никита.

- Ну, а коль все готово, - полный вперед, братец!

Никита вместе с парнями в кумачовых рубахах скрылся в двери. Туда же быстро проследовали и девки в сарафанах.

- Отдыхайте, друзья! - крикнул Антон Петрович крестьянам, - Закусите, выпейте, словом, не скучайте!

Крестьяне, отхлынув от террасы, потянулись к столам со снедью. Но вдруг в их толпе прорезались два голоса.

Один из них принадлежал Акиму, другой - Марею.

- Я тебя не слушаю, мне чихать на вас, волки драныя! - злобно трясясь, кричал Марей.

- Ты тутова не хозяин, не кипятися! - победоносно скаля зубы, махал на него Аким, - Профурыкались - так и сиди молчком, верста пошехонская!

- Ах, ты, бес чернявый! - затрясся сильней Марей, надвигаясь на Акима, Да я тибе рожу пробью!

- Кишка тонка! Сам сперва в салазки огребешь, козел сипатый!

- Ах, ты... - выдохнул Марей и, взмахнув костлявым кулаком, бросился на Акима.

- Бей Пантелеевских! - раздался в толпе визгливый крик.

- Бей Сухоруких! - закричали рядом.

Послышались крики, брань, замелькали кулаки, завизжали бабы, и через мгновенье разделившиеся мужики отчаянно дрались между собой. На террасе все замерли в замешательстве, а потом - зашумели, закричали:

- О, Господи, Царица Небесная!

- Они же поубивают друг друга, остановите их!

- Петя, Петя, разними их!

- Quel malheur!

- Боже мой!

- Ну-ка, прекратите, дураки!

Но никакие крики и призывы не могли остановить коллективной драки, в мгновенье ока охватившей толпу.

Татьяна прижалась к Роману и смотрела на драку. По ее взгляду Роман понял, что она видит это зрелище впервые. Он взял ее лицо в свои ладони и, повернув к себе, сказал.

- Не бойся этого!

Мгновенье она молча смотрела ему в глаза, потом произнесла:

- Я не боюсь.

А вокруг все кричали, возмущались и охали, требуя прекратить драку.

И вдруг где-то наверху дома грохнул ружейный выстрел, за ним - другой. Теснящиеся у столов бабы завизжали, толпа как-то сразу замерла и поворотилась к дому. Наверху послышался лязг перезаряжаемого ружьям и вслед за ним - голос Антона Петровича:

- А ну-ка по бунтовщикам и смутьянам...

За этими словами наступила зловещая тишина.

Толпа дрогнула, стала отползать от дома, бабы, торопливо крестясь, пятились, обходя сдвинутые столы. Грохнул оглушительный третий выстрел. Бабы с визгом бросились врассыпную.

Толпа побежала, теряя фуражки и картузы.

Вдогонку ей загремел четвертый выстрел, и дробь ударила по листьям вековой липы.

На террасе все молча наблюдали за бегством крестьян.

Наверху послышался звук преломленного ружья, и две пустые латунные гильзы, громко прокатившись по карнизу, упали к ногам стоящих. Звук этот вывел всех из оцепенения.

Тетушка со вздохом подошла к Татьяне и обняла ее, произнеся:

- Ах, милое дитя... прости этих грубых мужиков.

- Они по-иному не привыкли, - Красновский нагнулся и подняв одну из гильз, понюхал ее:

- Ай, ай, ай...И запах пороха нам сладок и приятен.

- А из-за чего они подрались? - спросила Красновская.