Роман

- Адам Ильич! И в этом мы с тобой духовные братья! - воскликнул дядюшка.

- И в этом! - радостно подтвердил Куницын, и они обнялись под общий смех и рукоплескания.

- Даже я пробовала метать биты! - говорила Татьяна, - Это так увлекательно, но требует сноровки!

- Ты метала биты? - умиляясь и восхищаясь ею, сжимал Роман ее руки, Говори! Говори еще что-нибудь, моя любовь!

- Я метала биты! - произнесла она, неотрывно глядя в его глаза.

- Я люблю тебя! - произнес он так, словно любить ее было мукой, - Я люблю тебя, я умру за тебя!

- Я жива тобой!- обняла она его, - Жива тобой! И буду жить вечно! Вечно!

- Говори! Говори еще! Говори о битах, о костре, о Парамоне, о чем хочешь! Говори, умоляю!

- Я всех, всех люблю! - страстно заговорила Татьяна, - И хочу, чтобы все любили друг друга и чтоб всем, всем было так же хорошо, как и нам!

- И небу, и траве, и звездам? - спрашивал Роман, держа ее за руки, Всему-всему?

- И небу, и траве, и звездам! И этим липам, которых я так полюбила сегодня!

- Еще, еще скажи мне, любовь моя! - умолял ее Роман, не замечая никого и видя только прелестное лицо Татьяны.

- Я... я много-много хочу сказать тебе! - говорила она, задыхаясь от волнения, словно на сильном ветре, - Но мне кажется, что я никогда не смогу сказать тебе главного, самого главного! Ты не понимаешь меня?

- Как мне не понимать тебя?! Я знаю каждую твою клеточку, каждое движение души твоей! И я жив тобой так же, как и ты мною! Я люблю тебя и готов любить тебя всякой, всякой!

- А я... я... - выдохнула она и бессильно улыбнулась, - Я не знаю слов, чтобы все тебе сказать. А я хочу сказать тебе все... И не могу...

- Ты все можешь! - с уверенностью произнес Роман, - И все слова тебе известны. И ты говоришь все, и я слышу это. Ты мне веришь?

- Да, - тихо ответила она.

Они смотрели в глаза друг другу.

А вокруг все были в движении - в центре луга, неподалеку от костров устанавливались четыре фонаря, Красновский с Рукавитиновым известкой намечали на земле квадрат, Антон Петрович снимал пиджак, громко распоряжаясь:

- Аким! Клади биты вот сюда! Только, смотри, чтоб все гладкие были, мои, новых мне не надобно! Петр Игнатьич! Николай Иванович! Рисуйте два круга! Будем парами швырять на соперничество, чтоб сразу видать - кто каков!

Крестьяне стояли полукругом за дядюшкой, многие из них были сильно пьяны и опустились на траву.

Вскоре оба квадрата были намечены известкой, и дядюшка нетерпеливо попросил Акима поставить на обоих свою любимую фигуру "бабу в окошке".

- Да поживей, братец! - повторял он, не очень ловко закатывая рукав рубашки на правой руке.

Видя его неловкость, тетушка стала помогать ему.

Аким выставил двух "баб" и, довольный, отошел к кострам.

- Только полегче, Антоша, умоляю тебя! - просила тетушка.

Антон Петрович поплевал на руку, погладил биту:

- Ну-с, сударушка-битушка, дубовая подруженька, сослужи мне службу верную, покажи себя не скверною!

Поправив левой рукой пенсне, он выставил вперед левую ногу, слегка наклонился и, плавным движением вытянув руку с битой, замер, прицеливаясь. Все тоже замерли.

- Лети, дубец, да будь молодец! - внятно с чувством произнес дядюшка и, мощно размахнувшись, метнул биту, присовокупив свое неизменное, - Гоп!

Пролетев положенные двадцать шагов, бита, ко всеобщему восторгу, снесла "бабу в окошке", далеко разметав городки.

- Ага-га! - победоносно закричал дядюшка, - Есть еще порох в пороховницах! Аким!

Аким подбежал с новой битой, дядюшка взял ее, погладил, прилаживаясь, но вдруг, передумав, обернулся к толпе:

- Адам Ильич! Тряхни стариной!

Лесничий как будто ждал этого и вышел вперед:

- Что ж, тряхнем!

Подмигнув молодоженам, он взял протянутую дядюшкой биту.

- Бита славная, бита справная! - с лукавой улыбкой заключил он, погладив ручку биты, слегка выставил левую ногу и, прищурясь, посмотрел на фигуру в квадрате.

- Лети, дубинушка, да в серединушку! - произнес Куницын, размахнулся и пустил биту с такой силой, что многие в толпе ахнули.

Попав в самый низ фигуры, бита с громким треском разнесла ее.

- Браво! - воскликнул Антон Петрович и зааплодировал, - Браво, полковник!

Адама Ильича обступили со всех сторон:

- Адам Ильич, вы нас просто потрясли!

- Чудно! Чудно!

- Вот, Роман Алексеевич, поучитесь!

- Что ж, охотно!

- И где же вы, батенька, эдак кидаться сподобились?

Адам Ильич улыбался, поправляя манжет:

- Я сподобился, почтеннейший Федор Христофорович, в моем полку. Знаете, ходила такая поговорка: настоящий офицер предпочитает бильярд - городкам, карты - бильярду, и пунш - картам. Так вот, я, к вашему сведению предпочитал все наоборот: карты - пуншу, бильярд - картам и наконец, городки бильярду! И не мудрено, что в полку меня окрестили "полковником ГГ". ГГ - это означает Главный Городошник!

- Браво! Браво, Адам Ильич! - воскликнул Антон Петрович, - Вот это настоящее дело! Вот настоящий боец! И посему я, Антон Воспенников, вызываю вас, полковник ГГ, на поединок! И упаси Бог отказаться!

- Отказаться?! - в тон ему заговорил Куницын, - И не подумаю! Принимаю ваш вызов прямо и безоговорочно!