Роман

- Да, был. Правда, я не знаю подробностей. Знаю только, что все осуждены и надолго.

Клюгин пространно вздохнул, многозначительно кивнув своим массивным лбом:

- Мдаа... Плетью обуха не перешибешь. Ну, да ничего. Сибирь - это горнило для настоящих людей. Свинец, олово, всякая дрянь, все в ней расплавится и сгорит, а сталь закалится. И кто знает, кто знает.....

Он снова вздохнул и, неожиданно усмехнувшись, спросил, глядя на Романа своими карими мутноватыми глазами:

- А вы сочувствуете этим политическим?

Роман пожал плечами:

- Я... в общем сочувствую, хотя, честно говоря, давно уже равнодушен к политическим и к государственным проблемам.

- И правильно, - махнул рукой Клюгин, - Надоело все. В наших российских топях, по-моему, еще лет сто настоящей демократией не запахнет. Как гнули мужички спину при царе Горохе, так и гнуть им. Скука смертная эта наша Русь. Скука...

Он снова наполнил две рюмки спиртом и две - водой.

- Постойке-ка, - проговорил Роман, вспоминая, - От кого же я совсем недавно слыхал то же самое? Скучно, скучно в России... Господи, да от Зои Красновской... конечно.

- Зоя Петровна? Она здесь? - равнодушно поднял глаза от рюмок Клюгин.

- Да. Была здесь.

- Что, уехала?

- Уезжает. В Англию с мужем. Ей, как и вам, в России скучно.

- Ну, в Англии не веселей. Лорд с восковым лицом и жестами машины не веселее нашего Дуролома. Тоже тоска порядочная.

- Тоска? А где же, позвольте спросить, не тоска?

Клюгин усмехнулся, поднимая свою рюмку и глядя сквозь нее на Романа:

- Да нигде.

И снова беззвучно и ловко опорожнил обе рюмки.

- Аах. Славно, - качнул он головой, не притрагиваясь к яблокам. Пейте, молодой человек, это промывает перистальт и мозги лучшим образом...

Роман, хотел бьцю отказаться, но легкий хмель снова проснулся в нем, и он совершил процедуру выпивания, на этот раз гораздо удачнее.

Тем временем Клюгин, извлекши откуда-то полдюжины папирос, положил их на стол, одну из них размял и вставил в мундштук. Роман достал свой портсигар и спички. Они закурили.

После недолгого молчания Клюгин спросил:

- Так как же ваша столичная жизнь?

Роман усмехнулся:

- По всей вероятности, кончена. Начинается моя сельская жизнь. Так что теперь мы с вами compagnons dans la misere.

- Ну, ну, - улыбнулся Клюгин, затягиваясь из мундштука, который он держал между большим и указательным пальцем, - И на какое же время эта ваша сельская жизнь? На неделю? На месяц?

- Навсегда, - твердо и серьезно сказал Роман.

- Вы хотите жить здесь? - спросил Клюгин без тени удивления.

- Да. Я взял расчет. Теперь буду заниматься живописью и хозяйством. Земледелием, пчеловодством.

- И вы готовы к этому?

- Готов.

Клюгин равнодушно пожал плечами:

- Ну, а что... Коли не наскучит - живите. Все равно где гнить - в городе или в деревне.

- Я с вами не согласен, Андрей Викторович. Гнил я в городе, в столице. А здесь, мне кажется, я буду жить. По-настоящему. Буду работать, читать, писать картины. С вами беседовать.

- Ну, ну, - кивнул лбом Клюгин, затягиваясь папиросой с характерным для него шипением.

В его голосе не чувствовалось ни одобрения, ни осуждения.

Он курил, откинувшись на спинку стула, и глядел мимо Романа, словно рассматривая, хорошо ли скроено плечо его пиджака. За эти годы лицо Клюгина стало более вялым, морщинистым и бледным, а голова, казалось, ещё увеличилась. Роман вспомнил, как сегодня Клюгин не ответил на его христианское приветствие, и спросил:

- Андрей Викторович, вы в Бога не верите?

- Не верю.

- И в Христа не верите?

Клюгин усмехнулся, стряхивая пепел на пол:

- Не верю.

- И в то, что смерти нет, не верите?

Клюгин поморщился, отчего его лицо приняло плаксивое выражение:

- Голубчик вы мой, да я и живу-то, может быть, спокойно только потому, что верю в настоящую смерть. Что рано или поздно вот все это, - он мотнул головой в сторону, - пропадет и исчезнет навеки.

- Вы так не любите мир?

- Люблю, не люблю... причем тут это? Просто он мне подноготно известен так, что успел надоесть. А смерть - это tabula rasa. Это покой и отсутствие всяких миров. И мое отсутствие. Вы надеетесь на воскресение из мертвых, а я на смерть...

- И вы полагаете, что мир, человек - это результат слепой игры слепых сил?

- Да мне наплевать откуда мир взялся - демиург ли создал, или матушка-природа. Я вообще старался никогда не думать на тему происхождения. Это все равно что пытаться представить бесконечность. Мы, голубчик, живем в реальном мире. Вот изба, вот стол, вот рюмка. Вот, наконец, наши руки, глаза, мозги, лимфа. В качестве объекта нашим чувствам дан только этот мир и никакой другой.

- Но вера... - начал было Роман.

- Вера - это имя, - быстро перебил его Клюгин и рассмеялся, - Без Веры мы можем обойтись! Без этого мира - нет!

- Каждый человек верит. А помимо физического мира, нам еще дано чувство трансцендентного, которое есть в каждом человеке и с которым тоже приходится считаться.

- Трансцендентное? Спросите об этом Парамошу Дуролома или мою кухарку Нюрку. У первого трансцендентное - водка, у второй - чулок с деньгами.

- Они верят в Бога, это и есть их трансцендентное...