Читаем Роман полностью

- Но, друзья мои, дети русской Мельпомены, когда я узрел Креонта, я понял, что Quos vult perdere Jupiter, dementat prius! Вообразите, начинается первый эписодий после пролога, выходит громила наподобие нашего Дуролома, только в два раза шире. Сам - в расшитом золотом хитоне, с жезлом, в миртовом веночке. Бородища - до пояса. Выходит, встает и начинает эдак пожевывать. Стоит и жует. Зал ждет, я тем более, как-никак, Креонта я раз девятьсот сыграл. "Мужи, тряхнув наш город сильной качкой, затишье снова дали боги нам". Да... Ждем. Но, вижу, время идет, этот господарь все жует и жует, а к фиванцам и не думает обращаться. Что за черт! Я уж все передумал. Бывает, конечно. У нас Боборыкин в "Генрихе" водой поперхнулся, так кашлял половину акта. Ну, я думаю, может, скотина, наспех на сцену идучи, сунул себе в ротовую полость пирог с вязигой, а там хрящ попался неразрубленный, вот и мучается? АН нет, друзья мои! Ларчик просто открывался! Он так пожевал, пожевал и ушел. Все зааплодировали. Оказывается, эта дубина говорила почти шепотом, дальше первого ряда не слыхать. В этом, оказывается, проникновенность! И так весь спектакль! Выйдет, пожует, жезлом помашет и назад! Так он натуральным образом прожевал весь спектакль! Каково, а?!

Роман и Лидия Константиновна буквально задыхались от смеха.

- Антоша, Господи, ха-ха-ха!!! Ox, - смеялась тетушка. Роман просто весь трясся, еле удерживаясь на стуле.

- Браво, браво! - раздался за окном веселый, но и, как всегда, спокойный голос Рукавитинова.

- Николай Иванович! Здравствуйте, любезный! - оживленно воскликнул Антон Петрович.

- Прошу простить за подглядывание, - показавшись в окне и отодвинув плеть винограда, Рукавитинов приподнял бежевую старомодную шляпу, - Но я давно уже не имел честь наблюдать такого мастерства. Браво, Антон Петрович!

- Merci, друг мой!

- Заходите, Николай Иванович, - позвала Рукавитинова Лидия Константиновна, - пополдничаете с нами.

- С удовольствием.

Рукавитинов скрылся и вскоре вошел в дверь веранды. Он был в светлой косоворотке, заправленной в широкие парусиновые брюки. В одной руке он держал шляпу, в другой белый коленкоровый портфель.

- Как чудно, что вы зашли, - проговорила Лидия Константиновна, подходя к нему, - Хотите холодного молока с земляникой?

- С удовольствием!

- Аксюша! Принеси стакан молока! Садитесь, пожалуйста, Николай Иванович.

- Ой, как славно, - пробормотал Рукавитинов, кладя шляпу на подлокотник дивана и садясь за стол, - Сегодня парит, прямо с утра. Я вышел было половить моих чешуекрылых, но дальше огородов не продвинулся.

- Что, так жарко? - спросил Антон Петрович.

- Очень. Но барометр чуть склонился.

- К грозе?

- Да. Понижение давления.

- Дай-то Бог. Хоть огурчики польет, - заметила Лидия Константиновна.

- Грибы! Грибы! Вот что необходимо русскому желудку. Грибы и огурцы! Антон Петрович прохаживался по террасе, заложив руки за спину.

- Ну, грибы-то не грибы, а я прохладу предпочитаю жаре, - заключил Николай Иванович, выкладывая на стол свой портсигар.

Тихо вошла Аксинья, сняла с подноса стакан молока на блюдечке и, поставив перед Рукавитиным, удалилась.

- Ах, как хорошо, - пригубил он молоко.

- Попробуйте землянику. Эта особенно хороша.

- Спасибо, спасибо. Попробую.

Николай Иванович взял одну ягоду, аккуратно положил в рот и запил молоком.

- Николай Иванович, вы согласны с дядюшкиной критикой современного искусства? - с улыбкой спросил Роман.

Рукавитинов пожал узкими плечами:

- Видите ли. Я почти девять лет не был в городе. Не считая, конечно, нашего. Так что я безнадежно отсталый человек в искусстве. Вот в энтомологии или, скажем, в неорганической химии я еще кое-что смыслю. А в "Антигоне" я ноль.

- Мда... - Антон Петрович остановился у окна, - Ну а про баню вы не забыли?

- Не забыл. Вон, все мои вещи, - он кивнул на портфель.

- Чудесно! Люблю поповскую баньку. Но туда надобно идти компанией. Тогда совсем хорошо.

- Хотя при такой погоде и пар не в радость.

- Ничего, ничего! Пар всегда в радость, Николай Иванович, дайте только до бани добраться!

- Доберешься, Антоша, я тебе панамку дам, - усмехнулась тетя.

Николай Иванович выпил молоко, отер усы и бородку платком:

- Чудный напиток. Много кальция.

Антон Петрович посмотрел на часы:

- Однако пора собираться. Красновский скоро подъедет.

- Все давно собрано, Антоша. Вот ваши вещи, - Лидия Константиновна кивнула на стоящую в углу объемную плетеную корзину с крышкой.

- Отлично. Теперь дело за Красновским.

И словно в ответ за окнами послышался легкий шум приближающейся брички.

- Панаму мне, панааааму!! - громким басом пропел Антон Петрович и, подхватив корзину, двинулся к выходу.

Все поспешили за ним.

Красновский на этот раз правил сам, и был настолько озабочен предстоящим событием, что не пожелал даже сойти с брички.

Быстро погрузились и поехали на бойкой Костроме.

- Мой барометр не врет! - со спокойной улыбкой поднял голову Рукавитинов.

Все посмотрели на небо. С запада оно заволакивалось слоистой рябью облаков.

- Дождя не будет, не радуйтесь, - поправил Антон Петрович не очень хорошо сидящую на его голове панаму.

- Посмотрим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза