Роман

Выпив водки, Роман с аппетитом ел, бросая цыплячьи косточки в костер и наблюдая, как они, потрескивая, горят. Он был доволен своим охотничьим выходом после столь долгого перерыва, доволен компанией, костром и тихой теплой ночью. От водки на душе было тепло и весело. Первое время разговор шел об охоте. Антон Петрович с подробностями и выразительными жестами рассказал, как он сбил четырех вальдшнепов, из которых нашел только двух; Красновский поведал о замечательном бое своего ружья, способного, по его убеждению, поразить вальдшнепа за сто шагов; Николай Иванович поделился наблюдениями о направлении и частоте пролетов вальдшнепов, а заодно рассказал про одну из разновидностей птиц колибри, внешностью чрезвычайно похожей на вальдшнепа, но величиной со шмеля.

Только один Клюгин ничего не рассказывал, а лишь молча пил и ел, бросая в костер недоеденные куски.

Наконец Антон Петрович спросил его:

– Андрей Викторович, вам, стало быть, не очень повезло?

– Не очень, – неохотно ответил Клюгин, катая меж ладоней вареное яйцо.

– Что ж, бывает, – заметил Антон Петрович.

– У меня так всегда бывает, – усмехнулся Клюгин, счищая скорлупу с яйца и кидая в огонь. – Пустое это занятие – по птицам палить, скажу я вам. Зря пошел…

– Почему же пустое? – откликнулся Красновский. – Просто вам не подфортунило, вот и все. А занятие ох как не пустое.

Не споря, Клюгин открыл свой большой рот и, вложив в него яйцо, принялся жевать.

Доев цыпленка и отерев губы салфеткой, Роман спросил:

– Андрей Викторович, у вас ружье какой марки?

С трудом проглотив яйцо, Клюгин мотнул головой:

– Понятия не имею…

– Позвольте взглянуть?

– Сделайте одолжение.

Роман приподнялся, подошел к корзине, отыскал ружье фельдшера и, вернувшись с ним, сел к костру.

Все, за исключением Клюгина, повернулись к Роману и принялись разглядывать. То, что держал в своих руках Роман, вряд ли с первого взгляда можно было назвать ружьем, скорее это напоминало какую-то железно-деревянную дубину непонятного назначения. Роман рассматривал ржавые стволы с отбитой на конце планкой, странно большое цевье, притянутое к стволам двумя жестяными полосами, забитые грязью замки с погнутыми курками, два коротких обрубка вместо спусковых крючков, узкую засаленную деревяшку вместо ложи.

– М-дааа, – покачал головой Красновский. – Из этой аркебузы, наверное, еще солдаты Кромвеля стреляли.

– Аркебуза? – переспросил Антон Петрович. – Да это пищаль Стеньки Разина! Бог мой… Как же вы из него стреляете?

– Так и стреляю, – зевая и глядя в огонь, бормотал Клюгин. Несмотря на идущее от костра тепло, он сидел в своем зеленом, наглухо застегнутом плаще, из-под ворота которого выбилось черное кашне. Алые блики играли на его выдвинутом вперед лбу, и казалось, что лоб светится сам по себе.

– Как-нибудь оно разорвется у вас в руках, – заметил Роман, с трудом открывая казенник и разглядывая изъеденные пороховой гарью замки.

– И слава богу, – с тем же равнодушием ответил Клюгин. – Может, прибьет раньше срока. Вот радости-то…

– Горький вы человек, – с тяжелым вздохом вымолвил Красновский.

Клюгин молча смотрел в огонь.

В этот момент всеобщего безмолвия ночная бабочка средних размеров, слишком низко пролетев над костром и опалив крылья, упала на скатерть.

– Несчастная… – вздохнул Антон Петрович, откусывая от яблока.

– Тэк, тэк, – Николай Иванович протянул руку и бережно взял трепыхающуюся бабочку на ладонь. – Сосновый кокнопряд. А проще говоря… Dendrolimus pini.

Бабочка с сильно опаленными крыльями ползала по руке Рукавитинова.

– Да-с, милая барышня, – с грустью говорил он, внимательно следя за движениями бабочки своими острыми стариковскими глазами учителя и ученого. – Боюсь, вы совершили роковой полет. Наука бессильна подарить вам новые крылья.

– А медицина, – Он покосился на Клюгина, – тоже, кажется, вряд ли сможет помочь.

– Сможет, – буркнул Клюгин и, вытянув свою длинную руку, вдруг быстрым щелчком костистых пальцев сбил трепетавшую бабочку в огонь.

Упав на дышащие жаром угли, она затрещала и вмиг превратилась в черной огарок.

Никто не проронил ни слова.

Николай Иванович снял очки, вынул платок и стал протирать их.

Красновский привычным жестом провел пухлой рукой по виску:

– А знаете, я вот сейчас вспомнил… Мы как-то с Ипполитом Кузьмичом поехали на Мсту порыбачить. Так, вообразите, тамошние рыбаки эдаким вот манером ночуют на берегу, разводят побольше костров и вокруг них дежурят. А на костры летят вот такие, как, положим, эта, бабочки. Крылья опаляют и падают. Они их подбирают, а зорькою смешивают с загодя приготовленным тестом, как следует мнут и готовят из этого снадобья наживку в виде шариков. И на них удят рыбку, да так, что просто только успевай таскать. Я могу засвидетельствовать – клюет изумительно. Просто изумительно.

– Серьезно? – спросил Роман.

Красновский приложил руки к груди:

– Изумительно! Рыба хватает, как угорелая.

Николай Иванович надел очки и сказал:

– А что. Надо попробовать.

Антон Петрович продолжал жевать яблоко:

– Я про это слыхал. Хотя, признаться, никогда не пробовал…