Роман

– Скоко короов?!

– Двееее!!!!

– Семья большая?!!!

– Семь дуууш!!!

– Сынов три?!!!

– Трииии!!!

– Баб три?!!!!

– Триии!!!

– Ну, по рукааам?!!!

– По рукаам!!!

Антон Петрович кричал, раскрасневшись, присев, растопыря ноги и чуть разведя руки на манер орущего мужика. Он искусно изображал Кузнеца – истошным высоким голосом, и мокровского мужика – густым надрывистым басом. Сосновый бор гудел от этой переклички, слушатели смеялись изо всех сил.

– Антоша… Антоша… – хохотала, обливаясь слезами, тетушка. Роман смеялся, упав спиной на сено.

– Ох, лихо мне! – причитала Аксинья, кончиком платка вытирая выступившие слезы.

– Ах-ха-ха-ха!!! – заразительно хохотал Аким, откидываясь назад и скаля белые зубы. Лошадь косилась на них, беспокойно поводя ушами.

– Вот так-то старички шутили! – заключил Антон Петрович, садясь в телегу с довольным видом сделавшего свое дело человека.

– Антоша… Антоша, ты просто настоящий мучитель! – проговорила Лидия Константиновна, в изнеможении склоняясь к нему.

– Да что ты, радость моя. Я твой верный раб, сатрап и вассал! – весело бормотал он, целуя ее хрупкие руки.

– Антон Петрович, вам цены нет! – Роман обнял дядю за плечо.

– Ох, потешили-потешили! Ах-ха-ха!!! – не унимался Аким, поддергивая вожжи и трогая лошадь с места.

Телега дальше поехала по мягкой, устланной хвоей дороге. После соснового бора потянулся смешанный лес, постепенно перешедший в частый бесконечный березняк. Дорога стала забирать вправо, березняк опять сменился старым лесом, изредка пересеченным заросшими просеками. По одной из этих просек и пролег путь.

Буйно разросшийся малинник обступил дорогу. Тетушка потребовала остановиться, и некоторое время все, кроме Акима, собирали мягкие прохладные ягоды.

Потом поехали дальше, женщины угощали мужчин из ладоней. Просека неожиданно оборвалась, лес расступился, и телега въехала на широкий скошенный луг. Залитый солнцем, обрамленный могучей лесной стеною, он был необычайно красив. Это был знаменитый Бабий луг, принадлежащий некогда деревне Усохи, пятнадцать лет назад сгоревшей дотла. Теперь луг косили для какого-то Вениамина Пантелеевича Селиверстова, проживающего в верстах двадцати отсюда.

– Ох, лепота-то! – покачала головой Аксинья. – Поди, годов пять не была здеся.

– Да. Чистой лужок, – произнес Аким, заставляя лошадь объехать поросшую осокой лужу. – Как же они с отседа возют? Далече так.

– Так-то вот и возют. Как возить-то? Как возили, так и возют.

Посередине луга стоял могучий раскидистый дуб.

– Аким, правь под дубок. Там бивуак раскинем, – приказал Антон Петрович. Аким послушно кивнул.

Когда подъехали и встали под дубом, Роман поразился величию старого дерева. Дуб был в добрые два обхвата, крона раскинулась густой зеленой тучей.

– Вот тут в тенечке и постоишь, – Антон Петрович слез с телеги и протянул руки Лидие Константиновне.

Привстав, она обняла его за плечо, а он легко вынес ее из телеги, поставил на землю.

– Как здесь красиво! – воскликнула тетушка, поправляя шляпку. – Антоша, а где же была деревня? Я не узнаю мест.

– Вон там, за березняком, – махнул рукой Антон Петрович.

– Там и стояла, родимая, – с припевом произнесла Аксинья.

– Дядя, отчего они сгорели? – спросил Роман, хотя хорошо знал, что Усохи сгорели ночью от шаровой молнии.

– У, брат, это особая история! – веско произнес Антон Петрович, вынимая из телеги свой объемный кузовок. – Стояла душная летняя ночь. Покой и безветрие царили кругом. Березовый лес темнел, понимаешь, неподалеку эдакой зеленой громадой. Покрытые соломой избы казались стогами сена. Цикады выводили свои рулады. И вот во время всей этой красоты вдали, над полем, показался светящийся шар. Он медленно плыл, приближаясь. Все, понимаешь, замерло, а он все плыл, и плыл, и плыл. Подплыл и ударил в трубу крайней избы. Крыша загорелась, заметались различные тревожные тени… (Аксинья украдкой перекрестилась.) Ну, и сгорела деревенька Усохи в одночасье дотла!

– Грустная история, – произнес Роман с полуулыбкой.

– Да, бедные мужики, – вздохнула тетушка.

– А что, грибы-то здесь будут?

– Как не быть. Тутова самые грибные места, – с готовностью ответила Аксинья.

– Если мы сегодня не наберем кузова боровиков, рублю себе руку по приезде! – торжественно объявил Антон Петрович, доставая часы. – Итак, Аким, встретишь нас через два, нет, через три часа у Гнилой канавы. За мной, милые мои!

Он размашисто зашагал в сторону леса. Роман, тетушка и Аксинья, подхватив свои кузовки, двинулись за ним. Лес, обступающий кругом Бабий луг, был исключительно березовым, старым. Мощные белоствольные деревья стройно тянулись вверх и высоко-высоко наверху раскрывались кудрявыми кронами. В лесу было прохладно, невысокая травка стелилась вкруг черных, бугристых оснований берез.

– Ну, теперь идем веером, направление – норд, курсом на Недоруб и Гнилую канаву! – громко оповестил Антон Петрович и вдруг жестом патриция, повелевающего прикончить побежденного гладиатора, указал перед собой. – Вот он!