Роман

Татьяна прекратила трясти колокольчиком и неумело потянулась губами к щеке Романа.

У костров на лугу раздался дружный хохот гостей.

Татьяна вздрогнула.

Они оглянулись.

На лугу Антон Петрович что-то вполголоса рассказывал сгрудившимся гостям, запрокинув голову и показывая пальцем на звёзды. Гости слушали и смотрели, так же запрокинув головы. Антон Петрович сделал рукой два круговых движения и произнёс что-то еле слышно. Гости снова засмеялись.

– Пойдём. – Роман взял Татьяну за руку, они поднялись по ступеням и вошли в дом.

В комнатах и на кухне слышались голоса прислуги, и Роман, приложив палец к губам, повёл Татьяну наверх по лестнице.

– Ну вот, слава Богу. – Завидя их, сидящая на старом диване тётушка встала, взяла их за руки и повела по коридору. – Пойдёмте, милые.

Доведя их до дальней комнаты, она открыла дверь и, встав позади новобрачных, сказала:

– Это ваша комната. Там всё – ваше. Поздравляю вас ещё раз и желаю вам счастья, дети мои.

Она быстро поцеловала их и, вложив в руку Романа ключ, удалилась. Новобрачные вошли в комнату.

Она была просторной, с двумя зашторенными окнами. Раньше комната служила кабинетом Антона Петровича, теперь же всё здесь было устроено по-новому: справа у стены стояли широкая кровать под полупрозрачным зелёным пологом, возле неё находились трюмо и старый, красного дерева, платяной шкаф тётушки. Слева расположились: мраморный умывальник, конторка Романа, этажерка с книгами и большой овальный стол, уставленный коробками, свёртками и другими предметами.

– Как тут хорошо, – покачала головой Татьяна, подходя к окну и трогая тёмно-зелёную бархатную штору.

– Закроемся от мира! – предложил Роман и, закрыв дверь, тут же запер её на ключ.

Он подошёл к Татьяне. Они обнялись и замерли.

– Неужели мы наконец одни? – спросила она, глядя на его волосы.

– Одни! – радостно прошептал он и покрыл её лицо поцелуями.

– Милый, милый мой… милый… – повторяла она, глядя на его лицо. – Как всё чудесно, как неправдоподобно…

– Всё так правдоподобно! – целовал он её. – Вот то, что было до этого, то действительно неправдоподобно. Вся жизнь моя, вся моя пустая жизнь!

Он радостно и как-то с облегчением засмеялся, приподнял её на руки и закружил по комнате.

– Вся, вся, вся жизнь была пустой! – радостно повторял Роман.

Туфелька Татьяны задела стоящую на столе коробку, она слетела на пол, в ней что-то хрустнуло.

Роман остановился.

– Что это? – спросила Татьяна, приблизившись к столу.

– А! Это подарки новобрачным! – догадался Роман. – Подарки нам с тобой.

– Нам? Подарки? – удивилась она.

– Конечно! Нам же положено подарки дарить. Ты забыла это? Лесная фея моя, ты всё на свете забыла? – Он взял её лицо в ладони и поцеловал её в губы.

Она вздрогнула и спрятала лицо у него на груди.

– Мы что-то разбили… – прошептала она после долгой паузы.

Роман поднял с пола коробку, развязал розовую ленту, открыл. Внутри оказалась синяя фарфоровая вазочка с отколовшимся дном.

– Надо же! – засмеялся Роман.

– От кого это? – спросила Татьяна, разглядывая вазочку.

Роман достал из коробки открытку, на которой было аккуратно выведено:

Роману Алексеевичу и Татьяне Александровне

по случаю бракосочетания

от

Ильи Спиридоновича Реброва

на добрую память

Роман показал Татьяне открытку, она прочла и вздохнула с улыбкой:

– Ну вот, первый подарок мы уже разбили.

– Ничего, зато другие пока целы! – засмеялся Роман. – Давай посмотрим?

– Давай! – хлопнула она в ладоши, совсем как девочка.

Они стали развязывать ленты и открывать коробки.

Вскоре стол был уставлен различными предметами. Чего тут только не было! Красновские подарили китайский чайный сервиз на шесть персон, Рукавитинов – великолепный гербарий полевых цветов, батюшка с попадьёй – два серебряных кубка, агатовые запонки и парчовый отрез, Куницын – кольцо с изумрудом и бельгийское ружьё в красивом деревянном футляре, дьякон – хрустальную вазу, Валентин Евграфыч – кувшин зелёного стекла, Иван Иванович и Амалия Феоктистовна – шёлковое кашне и веер из слоновой кости. Воспенниковы преподнесли молодожёнам резную шкатулку сандалового дерева, женские перчатки из тончайшей лайки, томик Цицерона и изумительный театральный бинокль на раздвижной перламутровой ручке.

Роман тут же заставил Татьяну надеть перчатки, взять в руки веер, бинокль и посмотреть на него, обмахиваясь веером. Она покорно исполнила его прихоть, и вскоре он в восторге покрывал поцелуями её лицо.

Веер выпал из её рук, и когда Роман поднимал его с пола, то заметил, что на полу возле кровати постелена волчья шкура.

– Смотри! – воскликнул он, сразу узнав безглазую длинную морду. – Это же тот самый волк!

Присев, он провёл рукой по шкуре:

– Тот самый… и шкура ещё не просохла.

Татьяна присела рядом с ним и тоже потрогала шкуру.

– Знаешь… – задумчиво произнесла она, – я всю жизнь ждала любви, но я боялась, что не смогу полюбить.

– Почему? – повернулся он к ней.

– Потому что мне казалось, что я смогу любить только безумно, только всем сердцем, а это может испугать и разрушить любовь.