Роман Айрис

– Я уезжаю заграницу, направление на Мексику; предполагаю, что ты меня долго не увидишь, Ронни; думаю даже, что нет никакой причины встретиться нам когда-либо снова. – Протянутая для пожатия рука, проблеск настоящей благодарной улыбки. Это было так похоже на него. Небольшой проблеск благодарности при прощании надолго. Итак, Красный Антони уехал, не оставив ничего за собой в Европе. Только изредка у меня и у Айрис возникал вопрос, где он может быть и что может делать в данное время. Я часто раньше думал о том, почему он не уезжает из Англии, и теперь, когда он этот шаг сделал, я не сомневался, что он долго будет держаться вдали – в презрительном отдалении. И в самом деле, зачем ему было возвращаться? Спустя месяц после его отъезда Айрис и Роджер обвенчались. Я был шафером.

IV

Все это случилось два года тому назад. И вот, я ночью, спустя два года, качу в таксомоторе по безрассудно высокой таксе в дом Роджера Пуля в Реджент-парке, а Антони вернулся в Англию… За эти годы сильно ухудшилось мое душевное состояние, что не имело бы никакого значения для данного рассказа, если бы не причины, вызвавшие это ухудшение. Большинство из нас в теперешнее время пребывают в состоянии более просвещенном, чем обыкновенное постоянство. (Один армянин однажды сказал мне, что его отец и мать любили друг друга в продолжение шестидесяти лет. Пожалуй, это одно из тех преувеличений, которые свойственны угнетенным). Поэтому всегда кажется невероятным, если нормальный человек находится столько времени в лихорадочном состоянии из-за чувства к женщине, тем более (надо быть правдивым), когда он ничего не получает взамен. А между тем, это легко объяснимо. Нельзя быть догматичным, говоря о состоянии любви; одно только можно сказать, что оно полно глубоких, логических противоречий. Как бы вы ни относились серьезно к своей страсти (вы и я, конечно, а не люди, не идущие в счет), вы не можете вечно досаждать женщине, которая так нечувствительна к вашим прелестям, что не только вышла замуж за другого, но даже по-настоящему счастлива с ним. Запоздалое чувство юмора должно прийти вам на помощь и назойливо указывать вам на довольно смешную фигуру, которую вы представляете собой, носясь со своей страстью, никому решительно не нужной. Как-никак, вполне понятно, что уверенность в ее счастье должна неминуемо что-то уменьшить в пламени вашей любви, оно начинает замирать все больше и больше… Конечно, если вы не юный поэт, озабоченный своим превосходством и сонетами; в таком случае вы будете писать ей целый цикл последних, доказывая первое, и перенося свидание в лучший мир, когда ваши тела (которые причинили вам столько огорчений) уже истлеют. Нет; несчастная любовь, такая, как та, о которой я говорю, должна чем-то поддерживаться, чтобы продолжаться; а что может служить лучшей пищей для любви, как не мысль о том, что она – несчастна? А Айрис была несчастна, – отсюда понятна и моя упорная любовь к ней. Но крайности? Чем объяснить их, как не самоуверенностью? Как грубо звучит, если сказать, что были минуты во второй год ее замужества, когда Айрис доставляла мне острое ощущение близости, почти физической близости; будто на нашем намеченном пути мы с каждым днем приближались к месту, где дорога будет настолько узка, что мы невольно должны будем соприкоснуться, и тогда настанет всепоглощающий момент…