Роман без «Алкоголя»

Тысяча первый стих поэта Гошки, или Неблагодарное злато

Ели бы меня спросили, кто я и чем занимаюсь, я бы растерялся. Я мог бы, конечно, честно ответить – поэт. Но тут же неприязненно представил бы не без ехидства заданный вопросец: «А у вас, видимо, есть литературное образование?». И промолчал бы вовсе. Я ведь всего лишь просто сочинил тысячу стихов.

Да что за день сегодня такой? Это не день такой, здесь всегда так, это ночь. Сами же видите, зловредные, я – поэт и больше никто. Крайне глупо бороться с вами, не слишком хорошими, и я давно уж этого нелео совершать не собираюсь. «Самнюю битву» – когда-то давно, в глупейшем эпатаже сочинил я сам. Но теперь я другой. Совершенно иной.

«Пробираясь сквозь шум и гам, и слегка напевая о «деньги к деньгам» – это уж совершеннейше не про меня, «православные». Я уж скорее обречённо подниму малодушно оброненную проржавевшую бритву, но про «деньги к деньгам»… Напевайте уж сами, ребятушки-злыдни, посмешите так уставшего от боли поэта.

«Не променяй на злато, поэт помятый. Ведь это злато не от ума-то. Нет возврата. Нет шабата. Не-е-ет.» – протяжно кричал я в нервическом сне, который уж и медленно исчезал. Что за дешёвый пошлейший рэп носился в моём моментально сбежавшем в небытие сновидении? Какого нафик «шабата», краснорожий ирландец Гошка?

Харэ уже про ненужное тебе, неблагодарное злато, бедный, но гордый поэт. Сочини-ка лучше самый прекрасный твой тысяча первых стих!

Ты с Волшебством не тяни, или Новорождённый идеальный денёчек

С этой минуты наступают лишь идеальные дни. Вчера был идеальный день. А, стало быть, сегодня он непременно тоже должен быть. Идеальным, совершенным, безукоризненным, превосходным. Одним старинным словечком… волшебным.

«Ты с Волшебством не тяни!» – наконец-то в чуть прочищающемся от скверны сознании пропел-таки чистый ангельский голосок. Возможно. Возможно, я не стану глупо и надсадно спорить – это запросто могут статься ловко обернувшиеся демонические терции. Та самая ненавистная «прелесть». Но мне так отрадно (пусть и наивно) надеяться, что это милые мои ангелы зазвучали в отчаявшемся сердце больного душой.

А за давно немытым окошком уж зверски и поспешно жарят душное, жёсткое мясо. Курей, свинюшек и барашков с коровками. Очень уповаю на то, что не кролей с кошаками. Я вовсе не какой-то там хитрожопый ханжа – мяско я вполне употребляю. Но стараюсь сие делать крайне умеренно и лучше бы, если рыбки иль куры. Жаль мне абсолютно всех вышеозначенных бедолаг. Но так устроена это наша подлая Природа. Непонятный, жестокий мирок. Нас тоже когда-то всласть сожрут отвратительные склизкие черви.

А ароматы весенних «карантинных» шашлыков становятся всё более невыносимыми. С одной стороны, они нежно щекочут изголодавшееся по «вкусьненькому» обоняние, а с другой как-то чуток и помутивает от такого обилия неандертальских костров в близлежащих палисадниках и парках. Обилия потных «дворовых поваров». Их нервно сглатывающих слюну деток. Располневших до неприличия жёнушек. И!!! Пылких молодых любовниц. Эдаких ногастеньких, благоухающих свежестью кожи Барби. Короче, в полном разгаре отчаянное Барбекю. Barbie Cure. Сиречь сладкое, мясное лекарство для куколок Барби.

С трудом отвлекаюсь от, казалось бы, малопривлекательной «брейгелевской» картинки за закопченным окном и окидываю взором город вообще и окончательно убеждаюсь – «Город принял». И принял изрядно, пожалуй, даже чрезмерно. По всей необъятной округе, «амплитудно» покачиваясь, бродят различного рода неароматные упыри со своими неприятно голосящими упырихами. И даже как-то немного неловко за свой, не самый «эффектный» намёк на старый одноимённый советский детектив. «Город принял», кстати, зовётся то наше с вами кинишко. Ну эта уж старческая такая ремарочка, ежели кто-то совершенно неприлично молод. А теперь вот поделюсь весьма сильными опасениями по поводу того, что обо всём этом вышесказанном «про город», я уже когда-то незатейливо каламбурил. Ежели сие святая правда – не рубите сладко буйну головушку с плеч, будьте милосердны, да толерантны к «так мало воспетому гению».

Тоже вот не поручусь за следующий «словесный эксперимент». С годами презренного моего пьянства когда-то отличная память моя почти совершенно растаяла и испарилась. Что делать – буду позорно повторяться. Мстилэнд. Земля мести. Город мести. О, как бы не хотелось, чтобы моя маленькая деревенька, где я тихонечко обретаюсь, звалась таким опасным именем. Да и за что коварно мстить-то мне – маленькому стареющему мальчику, почти не выползающему из своего музыкального ящичка? Что-то давненько я не придумывал чего-то песенно-солнечного, славный реггей от пацанчика Игорёшки! «Рашен артисты тихонько воруют, йоу, музыку Джа!» – о, какой же дивный, шутовской припевчик нахально ворвался в нежные ушки вашего Гошки-Матрёшки!