Роман без героя

– Вон туда смотри! – тыкнул пальцем в сторону песочницы Игорь Васильевич. – И, пожалуйста, не называй меня «паном профессором». Времена «Кабачка двенадцати стульев» давно прошли. Ты родился, когда этот кабак приказал долго жить. А потом, звание профессора я утратил после того, как перестал преподавать в университете. Доктор наук в научно-исследовательской шаражке, каковым стал наш НИИ, взявшись за реализацию коммерческого заказа «Вторая молодость», не даёт мне права называться профессором!

Волохов-старший обиделся из-за сущего пустячка, из-за дворового прозвища, доморощенного псевдонима, можно сказать. Но сегодня этого было достаточно, чтобы профессор завёлся с пол оборота. С годами Игорь Васильевич стал незащищённее и потому ранимее, чем был в молодости.

– А соседи твои тебя всё равно так зовут – «пан профессор». Тут, как мне кажется, и уважение, и любовь. Всего пополам и с доброй улыбкой, – попытался смягчить обиду отца сын.

– Пошлая кличка, – возразил профессор. – Мы же не в панской Польше, где тот и пан, у кого бабок больше. Но дуракам закон не писан. Ни государственный, ни нравственный, ни природный. Ни-ка-кой. Такова у дураков генетическая память, она наизнанку вывернута – забывать всё хорошее и помнить только пошлое, дурное.

Владимир похлопал своего старика по плечу, понимая, что допустил бестактность по отношению к отцу, всегда обижавшегося на это дворовое прозвище, прилипшее к нему с незапамятных времён, когда ещё жива была мама Владимира, папина жена.

– Прости, пап! – тихо сказал Владимир. – Язык – враг мой…

Волохов-младший вдруг замолчал, не закончив фразы, – как бритвой обрезали: он заметил шевельнувшуюся в глубине двора неясную фигуру.

– Вау, как говорил один серийный маньяк, – прошептал Володя. – Маска, я вас узнал…Чем-то, и правда, похож, на того, серого, в «Порше Кайене»…

Профессор радостно подпрыгнул на водительском кресле.

– Ага, Фома неверующий! Вложил свои перста в мои кровоточащие раны!..

Теперь Владимир явственно различал фигуру худощавого человека среднего роста, одетого во всё серое. На голове вместо упомянутой им бейсболки – серая шляпа, похожая на ту, которую зимой и летом носил его чудаковатый отец. Серый человек сидел на низком бортике детской песочницы. Безликая голова его, на которой выделялись только горящие внутренним пламенем глаза, была повёрнута в сторону отцовской «Волги». .

Володя потянулся к приборной доске и включил фары.

Пучок яркого ксенонового света выхватил из темноты лицо человека неестественно серого, как говорят художники, «насыщенного серого». «Пятьдесят оттенков серого, – про себя невесело улыбнулся молодой опер. – Странное лицо цвета кобальта. Нет, не тёмно-синего цвета, а цвета химического элемента кобальта, имеющего обозначение «Со». Этот металл, насколько я помню, имеет серебристо-белый цвет с красноватым отливом».

Профессора же поразил не только странный цвет лица соглядатая, а какая-то каменная неподвижность всех лицевых мышц этой странной личности, сидевшей в песочнице. Ни один мускул, как говорится, не дрогнул на плоском абсолютно невыразительном (а значит, и незапоминающемся) лице после неожиданного ослепления незнакомца голубоватым светом ксеноновых фар. Веки этого странного существа даже рефлекторно не защитили глаза. Из узких серых щёлок для глаз, будто прорезанных на «безликом лице», как дал ему своё определение учёный, смотрели чёрные угольки глаз незнакомца. На секунду, как показалось отцу и сыну, в них вспыхнули красные искорки… Будто налетевший летний ветерок раздул уже угасшие головешки в костре.

Человек резко поднялся, отряхнул брюки и, надвинув поглубже шляпу, пружинисто шагнул из песочницы в сторону арки. Шагнул – и тут же исчез в темноте.

– Ты видел?.. – ошеломлённо прошептал Волохов-отец.

– Что это было? – шёпотом переспросил сын.

– Хочется от тебя поскорее узнать, кто это?

Некоторое время отец и сын сидели в машине молча. Потом профессор спросил:

– Ты его запомнил? Запомнил ЕГО лицо?

Владимир достал сигареты, прикурил от шипящего огонька газа, затянулся дымом и сказал то, о чём думал и сам профессор.

– А разве у НЕГО было лицо?

– А что, по-твоему?

– Маска какая-то… Серая с красноватым оттенком маска. Из эластичного пластика. Ну, как в древнем фильме на кассете, что я нашёл на антресолях… Забыл, как называется…

– Как у фантомаса, – подсказал отец.

– Вот-вот, именно, как у фантомаса. А я-то думаю, что за дежавю, мать его! Где-то я всё это уже видел… В какой-то прошлой жизни. Оказывается, в «Фантомасе», вот откуда моё дежавю!

Волохов-старший выключил фары, молча взял из рук сына недокуренную сигарету, старательно затушил её в пустой автомобильной пепельнице, вытащил её из панели и, открыв дверь, старательно вытряхнул содержимое пепельницы на траву.

– Дежавю… – задумчиво повторил он вслед за сыном. – Красивое французское слово. Дословно переводится на русский как «уже виденное».

– Мой научный руководитель, помнится, определял это «дежавю» как патологическое психологическое состояние человека…