Роман без героя

– Дурак ты, Вовка, с шорами на глазах, как и всё поколение дилетантов. Раньше шоры лошадям навешивали, чтобы только вперёд смотрела коняга, тянула воз и не о чём таком не думала, не пугалась… А неплохо бы и обернуться. Без прошлого нет будущего.

– Старо, как мир…

– А мир-то вы и не знаете. Это из Упанишихад, пророческой части «Вед» древних индусов.

Профессор машинально нажимал на кнопку вызова, но слышались только смачные ругательства какого-то бедолаги, застрявшего в кабине старого лифта, отслужившего своё ещё в прошлом веке.

– Упанишады, Веды… – пожал плечами бывший аспирант. – Будто всё это из каких-то восточных сказок. А наука – двигатель прогресса, опора нашей цивилизации. За истинной наукой, а не за красивыми сказками будущее человечества.

Профессор в сердцах махнул рукой, гоня прочь от себя грустные воспоминания.

– Звонкие фразы – пусты. Потому и звонкие… Чаще всего это враньё во спасение собственного имиджа. Ложный пафос, Владимир, безотказно работает на охмурение толпы невежд. Но ты-то – не просто полицейский… Ты пришёл в сыщики из науки. У тебя должна быть интуиция, без которой не бывает даже малюсенького учёного!

В подъезд ввалился детина в куртке с поленявшей надписью «Мосгорлифт», в рук он держал тяжёлый пластиковый чемодан для инструментов.

– Мне сказали, что какой-то педераст в лифте застрял, – сказал представитель «Мосгорлифта». – На каком, мужики, этаже?

Отец и сын пожали плечами. Ремонтник выплюнул на пол окурок, задрал голову и, бросив вверх короткое словцо «сволочи!», грузно стал подниматься вверх по лестнице.

– Знаешь, когда бросаются фразами, где есть слово «человечество», я уверен, что этому человеку надобно было идти в актёры. Или в политики. Большинству из этих пафосных трепачей плевать на человечество со своей высокой колокольни.

– И тебе, пап? – повернулся к отцы Владимир. – Найти путь к бессмертию – благородные благие намерения светлых голов…

Профессор помолчал, прислушиваясь к щелчкам и гулу мотора старого лифта, дёрнувшемуся было, но снова затихшему наверху.

– Не нами сказано, что благими намерениями, знаешь куда путь выстлан? Достаточно продлить жизнь людей на пяток лет, чтобы за считанные годы Земля наша превратилась в планету стариков.

Профессор, прислушиваясь к буханью кувалды, которое гулким эхом теперь неслось сверху, саркастически засмеялся, становясь похожим на старого сатира с античных полотен:

– Может, миллионы лет до нашей эры, когда ОН из неживой глины (или какого другого подручного материала) лепил тело человека, чтобы потом вдохнуть в него живой Атман, дать неживому живую Божью искру, гарантийный, так сказать, срок у человеческого тела равнялся двум – трём столетиям. Среда была чистой, не загаженной самим же человеком. Вирусы, опять же, были не такими сволочными мутантами, какими стали в цивильное время… А теперь что? Дожить телу до семидесяти выдаётся за величайшее достижение! Но к этому времени все функциональные системы организма – ни к чёрту! Мозг, например, со своими старческими, склератическими сосудами превращает человека не просто в старика, а в маразматика.

Игорь Васильевич от души рассмеялся и снова достал квадратик носового платка, чтобы вытереть слёзы.

– Планета маразматиков… Ха-ха… Тебе это надо? ЕМУ – точно, нет. ОН, сын мой, вообще ставит своё табу на всём, что может умножить вселенскую скорбь. И Высший Разум прав и в этом вопросе. Как всегда. Человеческая гордыня землян смешна, когда они пытаются с НИМ соперничать. Глупо и смешно.

Владимир, заразившись от отца азартом спорщика, возразил:

– Хорошо, но позволь только один пример, отец.

– Позволяю.

– ОН поставил своё табу на управление человеком термоядерной энергией, которая даст цивилизации новый толчок к её развитию, но учёные создали коллайдер и вплотную приблизились к, казалось бы, неразрешимым проблемам… Значит, наука делается не благодаря, а вопреки? Да и весь твой научный опыт, это движение вопреки…

– Насчёт движения ты прав, господин бывший аспирант! – перебил отец сына. – Только «не вопреки», а всё-таки «благодаря». Я просто хочу вернуть телу, оболочке бессмертного Атмана, заложенный Создателем гарантийный срок эксплуатации. Вот и всё. Какое же здесь – «вопреки»?

Профессор в сердцах ударил кулаком по кнопке вызова лифта.

– Зря ты, Володька, бросил науку. Интуиция у твоего Атмана отменная. Это её спасительная подсказка на моём экзамене.

Игорь Васильевич перевёл дух и продолжил импровизированную дискуссию на лестничной площадке:

– Движение – это путь всего живого, потому что всё живое, одушевлённое Атманом, имеет волновую структуру. Любые волны – это вечное движение. Фауст когда-то воскликнул: «Остановись, мгновенье! Ты – прекрасно!». И что? И тут же кувырком полетел в тартарары.

– Я не об этом, – пропустил мимо ушей похвалу отца Владимир. – Если ОН ставит своё табу, чтобы, как ты говоришь, не умножать вселенскую скорбь, то скажи, отец, что тогда двигает твою науку? Высокие стремления ты отметаешь. Но что-то двигает… Деньги? Слава?