Глава XVI
— Я хотел бы наконец познакомить тебя с Губертом, — предлагает мне Оливер в один из октябрьских вечеров спустя несколько дней после отлета мамы к Стиву. Мы сидим у нас в гостиной и как раз открываем вторую бутылку чилийского красного вина.
В этом слегка подчеркнутом «наконец» кроется заметный укор: Оливер как бы намекает, что к знакомству с Губертом я до сих пор не проявила достаточно пылкого интереса или даже сопротивлялась встрече с его лучшим другом.
— Хорошо, — говорю я, как можно радостнее, — так познакомь меня…
Но Оливеру этого мало.
— Люди склонны подчас недооценивать Губерта, — предупредительно говорит он. — Придают большое значение первому впечатлению, которое, как известно, часто обманчиво…
Я делаю такой вид, словно недооценивать Губерта — самая последняя подлость, которая только могла прийти мне в голову.
— Но стоит узнать Губерта ближе, как обычно выясняется, что это, без всякого преувеличения, незаурядная личность, — продолжает Оливер. — Он потрясающе начитан, на редкость интеллигентен и, сверх того, невероятно забавен.
В голосе у Оливера слышится какая-то загадочная надтреснутость, тогда еще мне непонятная.
— Выходит, он что-то среднее между Болеком Поливкой
[64]и далай-ламой? — спрашиваю я с улыбкой.Оливер по-прежнему серьезен. Чуть помедлив, говорит, что хотя и не совсем понимает причину моей неприязни к Губерту, но с годами стал считать немаловажным, когда его подруга хотя бы отдает должное его приятелю, если уж почему-то не может его любить. Вид у него мрачный.
Я беру его за руку.
— Оливер! — говорю я. — Послушай меня. Я в самом деле с радостью встречусь с твоим другом. Ты возбудил мое любопытство. Я даже хочу как можно скорее познакомиться с Губертом. И постараюсь его полюбить.
Это успокаивает его.
— Хорошо, — говорит он. — В пятницу Губерт устраивает небольшую вечеринку — только для нескольких друзей… Тогда в пятницу, да?
Я мигом соглашаюсь, и мне сразу приходит в голову мысль.
— А что, если мне пригласить свою лучшую подругу?
Оливер явно огорошен, но ему ничего не остается, как кивнуть.
В пятницу с самого начала все идет кувырком.
Оливер, слегка раздраженный, приходит с работы только в полвосьмого и сообщает мне, что вечеринка назначена на семь, поэтому надо поторопиться, чего я терпеть не могу. Я еще даже не одета. Быстро надеваю черные лодочки, серый брючный костюм, а к нему черную рубашку с большим остроугольным воротом; стоя в прихожей перед зеркалом (в руке три красные герберы для Губертовой жены), я вполне довольна собой, но Оливер мой наряд считает неуместно торжественным. Сам он не утруждает себя переодеванием: на нем зеленые вельветовые штаны с вытянутыми коленями и черный свитер с пропотевшими подмышками.
— Мне что, переодеться? — задаю ему встречный вопрос.
— Сойдет, — говорит Оливер. — Времени нет.
Заказываем такси и заезжаем за Ингрид. Ее домофон страшно трещит. Уже четверть девятого.
— Пять минут, — умоляет Ингрид.
Оливер слышит это и вздыхает. Таксист тянется к бардачку за журналом «Блеск» и раскладывает его на руле. Я хожу взад-вперед мимо подъезда. Ингрид появляется через четверть часа. Под болоньевым плащом на ней тюлевая блузка, сквозь которую просвечивают темные соски величиной с маленькую десертную тарелочку.
— Ты в своем уме, Ингрид? — обалдев, посылаю ее назад переодеться.
— Куда она, черт возьми, еще пошла? — укоризненно кричит Оливер.
— Забыла надеть трусики и бюстгальтер, — бодро кричу я в ответ, но он даже не ухмыляется.
Открывает нам сам Губерт.
— Привет, — говорит он кисло. — А мы уже надеялись, что вы не придете.
Оливер улыбается, поэтому улыбаюсь и я. Ингрид громко смеется.
Из гостиной, где метров десять занимает библиотека, снисходительно глазеют на нас семь человек от тридцати до сорока лет; большинство из них сидят на полу. Одетые примерно так же, как Оливер, они весело переглядываются.
— Разуйтесь, — велит нам Губерт. — Из-за вас нам пришлось прервать прослушивание оперы «Князь Игорь» Александра Порфирьевича Бородина. Или точнее, Римского-Корсакова. Который… что?
Неожиданно все поворачиваются к Ингрид. Ингрид, подражая застигнутой врасплох школьнице, кокетливо опускает глаза. Губерт обращается ко мне:
— Который что?
— Который сочинил «Полет шмеля», — вспоминаю я. — Этакое бзз-бзз-бзз…
Губерт отрицательно машет рукой.
— Пусть это и так, но который прежде всего закончил «Князя Игоря». Совместно с кем? С кем вкупе? Разумеется, с Глазуновым.