Роман Флобера

– Ну чё, Дусь, туда-сюда, что ли? – Когда Петруша был в эйфории, он всегда называл меня Дусей. Почему, трудно сказать. Сейчас, видимо, у него было именно такое настроение.

Я радостно протянул другу свое приспособление с шариками. Шарики на секунду, пока он делал глоток, резко взмыли в небо. Потом он сел рядом. Внимательно посмотрел на меня. Снял очки. Протер. Еще раз посмотрел. Достал из джинсовки похожий флакончик, только виски. Оторвал от моей бутылки один шарик, привязал к своей, облегченно вздохнул и поднял вискарь. Шарик, обретя новое место жительства, гордо затрепетал на ветру.

– Чокнулись!

И наши шарики, каждый на своем пузыре, радостно стукнулись лбами.

– Ну, как ты?

– Да, как видишь! Вроде нормально. Всякими таможенными делами занимаюсь, терминалы там… туда-сюда… Все бы было ничего. Только начальство сажают часто. Только привыкнешь – бац, они уже в клетке. Местная типография план по визиткам для наших генеральных и замов перевыполняет! Не успевают печатать. Для новеньких. Вот и сегодня выходной, пока очередной раз документы изымают. А ты чего лопатишь?

– Да как всегда журналиствую.

– Надо за это дело немедленно выжрать. У меня запас.

Петька распахнул куртку и гордо продемонстрировал пробки фляжек, распиханных по всем внутренним карманам.

– Ох!

– Надо не охи охать. А говорить спасибо дорогому Пете за проявленную заботу! Кстати, чего это ты просиживаешь зад в сердце нашей родины?

– Да так. Просто.

– Удивительное совпадение! Я тоже просто. Давай за единение наших помыслов!

Красный и синий шарики победно взмыли в воздух. В этот момент я услышал за спиной радостный знакомый голосок:

– А я все узнала! Все узнала! Мама у Ивана Васильевича Грозного была честной женщиной, а не шлюшкой какой! И не давала направо-налево. И Иван Васильевич был точно от своего папы царя! Клеветники России зря старались, наши ученые по генам это точно доказали. Здорово, правда?! Это мне в соборе рассказали.

– Прямо так и рассказали про шлюшек? И это все, что ты вынесла за почти полтора часа экскурсии? – подивился я избирательности ее исторической памяти. – Вот, Вероника, познакомься, это мой старый друг Петя. Петр Петрович.

– Здрасте! Нет, там, конечно, еще много чего рассказывали. Например, что русские царицы вместо косметики использовали те же краски, которыми писали иконы. Какую-то киноварь и белила. А они состоят из ртути и серы. И еще какое-то радиоактивное вещество, я забыла какое, мазали на щеки, чтобы лицо светилось. А все это жутко вредно! Поэтому мёрли молодые. Бедные, что, у них там магазинов не было, что ли?! Да, оказывается, при Иване Грозном тоже были конкурсы красоты. Только не сказали, в лифчиках или без! Для выбора царских невест, – выпалила одним махом девушка и шлепнулась рядом с нами.

Петька, тоже ошалевший от свалившейся на него исторической правды, пошатываясь, встал перед девушкой на одно колено и поцеловал ей руку.

– Слушай, Дусь…

– Я не Дуся, я Вероника, – кокетливо потерлась попой о лавку моя воспитанница.

– Да это он ко мне обращается, он спьяну всегда меня этим идиотским именем называет! – глотнул немного я.

На самом деле понять постороннему человеку, к кому именно обращается мой приятель, было затруднительно. Потому что в таком состоянии у него глаза смотрели в одну сторону, очки сверкали в другую, а голова вообще была повернута черт-те куда.

– Так вот, Дусь, какая замечательная у тебя девушка! Как замечательно она чувствует биение пульса истории! И какие элегантные формы изложения она выбирает для этого! – Очки Петра вперились в Вероничкины сиськи, вскоре туда же докрутилась и голова с глазами. И все три компонента четко совместились в одной точке. Это означало высочайшую степень сосредоточенности и интереса.

– Друг мой, ты очень и очень болен, – довольно здраво сказал я, – это не моя девушка. Это родственница моя. Скажем так, по духу. И не вздумай делать каких-либо далеко идущих рукодвижений. Не потерплю! Сразу в лоб!

– Как я могу своими недостойными ручонками прикоснуться к хрустально-непорочной душе этой юной барышни?!

– Какой воспитанный и культурный человек, – прошептала мне на ухо Вероника.

Конечно, культурный, кто бы сомневался. Эх, знала бы милая девушка, что этак в году восемьдесят втором или третьем Мордавкин, на спор, лично, меткими и полновесными ударами собственного огромадного члена изничтожил сорок шесть тараканов в институтской общаге! И это происходило при большом скоплении любопытствующих дам. Которые после такого богатырского подвига, как же, одним взмахом – сорок шесть убивахом, четко разделились на два лагеря. Одних начинало рвать при малейшем появлении проблеска Петькиных очков на горизонте, другие же, напротив, висли на нем гроздьями, стремясь хоть мимолетно прикоснуться к легендарному орудию борьбы с насекомыми.