Роман галицкий. Русский король

Обрадовавшись победе, полки Ольговичей двинулись к Смоленску, но Рюрик, узнав о поражении Мстислава Романовича, отправил им навстречу посла. «Если ты, - писано было рукой Рюрика в грамоте Ярославу черниговскому, - обрадовавшись случаю, поехал убить моего брата, то нарушил наш ряд и крестное целование, и вот тебе твои грамоты. Ступай ныне к Смоленску, а я пойду к Чернигову, и как нас Бог рассудит и крест честный».

Не глуп был Ярослав черниговский - едва получив грамоту, он воротил полки и отправил своих послов к Рюрику в Киев, оправдываясь, что виной всему Давид, помогавший зятю Борису.

Изворотливы были Ольговичи, чуяли свою силу - вместо того чтобы собирать полки, Рюрик опять слал к ним грамоты. Ярослав Всеволодович и брат его, Игорь Святославич новгород-северский, знали - некрепко сидел Рюрик Ростиславич на золотом киевском столе. Во всём оглядывался то на Всеволода Юрьевича владимирского, то на зятя своего, Романа волынского. Силён был Киев, богат и тороват, как в старые времена, но коли не поддержат его остальные земли, не соберёт он ратной силы. Ольговичам только того и было надобно.

А пока князья слали грамоты, взаимно обвиняя друг друга. Дескать, Рюрик был готов уступить им Витебск, но посол вовремя не прибыл к Давиду, тот ничего не знал о сделке, а поспешившие черниговские князья, яко тати, вошли в Смоленскую землю. Как Давид мог ещё поступить?

Ольговичам всё было как с гуся вода. И, как к последнему средству, прибег Рюрик к подмоге Всеволода Большое Гнездо. Не любил он владимиро-суздальского князя, ибо слишком большой вес забирал Всеволод на Руси, желал, чтобы все с ним считались. Не только Новгород, не только Галич - на самый Киев замахивался, мечтая собрать под собой всю Русь, прочих князей сделав подручниками и послушными исполнителями его воли. Один раз выступили против него рязанские князья Глебовичи -а теперь сломлены и во всём ему послушны. Новгородцы уж на что вольнолюбивы, а поставил им Всеволод своего митрополита и князя дал по собственному желанию, а не по решению веча. Галич - далёкий край, а и тот повинуется Владимиру-на-Клязьме. Один раз уже заставил Всеволод Рюрика отдать ему поросские города, обидев Романа волынского. Крепкого союзника лишился тогда киевский князь, а приобрёл сильного врага. Чего теперь предстоит лишиться Рюрику? Не сделается ли он вовсе подручником Всеволода Юрьевича, не способным управиться с воинственными соседями?

Долго думал Рюрик, как бы попросить помощи у владимиро-суздальской земли, не уронив княжьего достоинства, и наконец придумал. Повёз его боярин Славн ко Всеволоду такую грамоту:

«Мы уговорились садиться на коней к Рождеству и съехаться в Чернигове. Я собрался с братьми моими и дикими половцами, ждал, а ты не сел на коня, поверил Ольговичам, что станут в нашей воле. Услышав это, я распустил братию и половцев и целовал с Ярославом крест, что не воевать, покуда роты не уладим, а теперь твой и мой сын Мстислав сидит в плену у Ольговичей. Ты бы сел на коня, и, съехавшись все, пометили бы за свою обиду и срам, а племянника выстояли и правду свою нашли».

Ловко придумал Рюрик - вроде бы упрекал Всеволода в нерешительности, но признавал, что без него, без северного союзника, дело сладить будет трудно. Иной бы князь, считающий себя сильным, обиделся, что на него возлагают вину за чужую вражду, но ответ Всеволода, присланный с тем же Славном, был краток:

«Начинай, а я буду готов».

2

В конце лета во Владимир-Волынский прибыли послы из Чернигова. Роман лето проводил в своих землях. Несколько деревень приняли к себе переселённых ятвягов, и он наезжал в них чуть ли не ежедённо, чтобы спросить с тиунов, как привыкают к новой жизни литовцы.

Предсказание визненского воеводы Горяты сбывалось - ятвягов трудно оказалось приохотить к земле. Они отказывались идти на пашню, не отзывались на призывы старост, даже свои наделы орали неохотно. Челядинцы то и дело волокли кого-нибудь из ятвягов на правёж.

- И что за наказание на мою голову, - жаловался Роману тиун Ерошка Боголюб. - Сидят сиднями в своих землянках, носа не кажут. На пашню весной выползали, но пахали только своё. Двоих я поставил орать целину - так они день проработали, а потом ушли. Повелел поймать да бросить в поруб - так они до сих пор там сидят. Бабы ихние весь порог оббили - то молили, то грозили. Как повелишь.

- А что велить? - недовольно морщился Роман. - Озимые пора орать. Так ты вот что, Ерошка, - тех двоих запряги в орало да пущай орут заместо коней. А прочих собери да предостереги: не выйдете на пашню - с вами то же будет.

- А что как заупрямятся?

- Силой заставь. Мне ли тебя учить?.. И смотри у меня - не соберут урожая, я с тебя спрошу!

Ерошка склонился в поклоне, едва не метя бородой землю.