Роман галицкий. Русский король

- Как бы ты со мной жил, с такою, - шелестел лёгкий голосок боярыни. - Сорому не оберёшься. Мой грех - мне и ответ держать. А ты - прости, коли сможешь, да помолись за упокой моей души.

Заслав сидел как каменный. Думать не хотелось. Мысли и чувства умерли. Он не заметил, как забылась сном Ярина, как тихо взошла нянька, и, когда она подняла боярина и стала выпроваживать его вон, вышел послушно, как малое дитя.

…Ярина умерла через два дня, во сне.

2

Дело со сватовством Галич и Волынь сладили быстро - словно две половинки одного яблока, притянулись друг к другу две старинные русские волости. Несколько раз съездили туда-сюда гонцы, а потом, по весне, когда миновала Пасха и подсохли дороги, привезли в возке из Волыни молодую княжну.

Встреча была пышной. Князь Роман вместе с дочерью отправил троих именитых бояр - одного приставленного служить княжне вместе со всем семейством, а двух других заради пышности. Этими двумя были Рогволод Степаныч и Иван Владиславич, имевшие и тайное поручение к галицким мужам.

Княжна Феодора, маленькая, коренастенькая девочка с выбившимися из-под венчика чуть вьющимися волосами, еле ступала между двух боярынь. Одетая как взрослая, она казалась куколкой. Княжич Василько, бывший старше её всего на четыре года, держался независимо. Девчонок он не любил, свершавшегося действа не понимал. Пока шло сватовство - обряд вели взрослые, дети только стояли и глазели по сторонам, - и венчание, он успел соскучиться и всё вертелся из стороны в сторону, забывая креститься в нужных местах. Дядька, приставленный к княжичу, то и дело одёргивал малолетнего жениха, принуждая вести себя пристойно:

- Перстом носа не чисти, княжич! Нелепо сие и непотребно!

Феодора же так устала, что расплакалась в разгар венчания, закапризничала, и из церкви её несли на руках и сразу после венчания уложили спать. Тут же отправили в детскую и её нареченного супруга, а взрослые поднялись в княжеские палаты, где для них был устроен пир горой.

На пиру рекой лились вина и меды. Князь Владимир много пил и был совершенно счастлив. От свалившегося на него счастья он был совершенно пьян. Вино лишь довершило дело, и с полпира князь захмелел и мешком обвис на своём столе, уронив голову, и захрапел. На другое утро он проснулся с больной головой, кликнул слуг, велел подать мёду опохмелиться и за своими болячками совершенно забыл о боярах из Владимир-Волынского.

Те не теряли времени даром. Ещё не поросла быльём смерть молодой жены Заслава Ярины, и боярич горел желанием поквитаться с князем. Отец умершей боярыни, Борис Семеныч, хотел того же. Нашлись и иные недовольные - кого князь Владимир обделил, раздавая вотчины после вокняжения, кого выгнал из думной палаты за излишнюю резкость и желание, чтобы князь чаще проводил время с боярами и помене пировал и гулял. У кого княжеская охота потравила поля, у кого пострадала сестра, невеста или дочь. Нашлись и такие, кто просто хотел, чтобы исчез князь Владимир, а куда - неважно.

* * *

Город Владимир-Волынский стоял над рекой Бугом, по которой шли вниз по течению суда в Польшу, а оттуда - в Немецкое море и далее в Европу. Отсюда Европа была ближе всего - иногда и ветра, казалось, долетали чужие, с иным привкусом и голосом. Но русскому человеку, жившему в тех краях, с детства были привычны и сами ветра, и страны, откуда они приходили. Близкими соседями были ляхи - часто ходили они на Русь войной, а часто и выступали союзниками. Не раз ляшские короли за звонкую монету отправляли своих воев на помощь русским князьям, когда те делили наследство. Не раз и не два ехали в Краков русские княжны замуж за тамошних королевичей, а потом польские принцессы становились жёнами русских князей. Даже в русских былинах пели песни о «королевичах из Крякова», у которых были те же беды и тревоги, что и у былинных витязей.

Древний Владимир-Волынский был заложен на Волыни ещё Владимиром Старым, Красным Солнышком. Ныне разросся он, обнёс себя крепкими стенами. Высоко в небе сверкают купола божьих храмов, горделиво стоят боярские терема, выше их всех - княжеские палаты.

Далеко видать из косящатого окошка - видно стену, боярские подворья, улицу, купола двух храмов - Рождества и Успения. За ними стена, а дальше посад, спускающийся к реке. За рекою поля и леса, деревни и погосты. Вьётся вдоль берега дорога, спешит в город Белз, где сидит верный друг, младший брат Всеволод.

Стоя у отволоченного окошка, князь Роман Мстиславич смотрел вдаль. Велика и обильна земля Волынская, не зря из-за неё в прошлом проливалась кровь, не зря здесь сидит он, старший сын второго сына первенца самого Владимира Мономаха. По роду и крови сидеть ему в свой черёд на киевском столе, и Волынский удел - тому подтверждение. Абы кому его не оставят.

Почти восемнадцать лет прожил он тут. Свыкся с землёй, врос корнями, полюбил. Хоть и провёл детство в Польше, при дворе короля Казимира, коему сестрой приходилась матушка, Роман оставался русским князем. Его всегда тянуло на родину, и сейчас он тихо радовался тому, что живёт на Руси.