Роман галицкий. Русский король

Весел и просветлён был и Щепан Хотянич. Взойдя в свои палаты, он громко стучал посохом, топал ногами, шумом будоража слуг, и пока его переоблокали в домашнее платье, разглагольствовал перед женой:

- Вот помяни моё слово, Авдотья, не долго усидит на столе галицком князь Роман с таким-то норовом! Ещё чего удумал - на бояр, на мужей именитых кричать! Мы не волынцы, что верёвки из себя вить позволяют! Как порешим, так и будет!

- Так, может, он за дело, - пробовала отвечать боярыня.

- Цыц, баба-дура! - фыркал боярин Щепан. - Твоё дело - молчать и мужа слушаться!.. А ты, сын, - поворачивался он к старшему сыну Илье, - отцовские слова попомни - бояре, они есть корень и пуп земли Русской. На боярстве искони держалась наша земля. У кого вотчины? У боярина да князя. У кого смерды, у кого казна? У бояр. Кто в совете думу думает? Бояре. Возле князя кто стоит? Опять же - бояре! Не будет бояр - кем будет править князь? Смердами неотёсанными? Холопами своими да дружиной? А много ли возьмёшь с холопа - только подати. Думать холоп не умеет! Бона, в Новугороде, бояре сами себе князя ищут - который люб да в боярской воле ходит. А Галич чем хуже? Небось, град не малый и тоже торговый! И видал, как мы ловко с Владимиром сладили? Похотели - и согнали. А похотим - обратно примем!

Слушая отца, Илья жадно поедал его глазами. Скоро, совсем скоро ему заступать отцово место в думной палате. И тогда слова Щепана Хотянича не пропадут даром.

2

Тягучие удары медного била, которым обычно сзывали народ в божий храм, а ныне поднимали на вече, сливались с шумом долгого весеннего дождя. Поливало с вечера, всю ночь, не перестало и утром. Город был серый, скучный, по деревянным плашкам мостовой бежали мутные ручейки, в низинах собрались грязные лужи, по которым шлёпали сапогами и чёботами мастеровые, монахи, возчики, лодейники, кузнецы, купцы с подручными, вой и прочий люд. Среди мокрых, а потому казавшихся одинаковыми сермяг и полушубков иногда мелькали цветные убрусы женщин. Но, опасаясь дождя, многие из них оставались дома, хотя всем не терпелось узнать, из-за чего шум.

На вечевой площади, на которую выходили владычный двор, хоромы самых именитых бояр - Щепана Хотянича, Володислава Витовича и Володислава Кормиличича, - а также соборы Успенья Богородицы и Рождества, высился вечевой помост. Доски его намокли и набухли. Окружившие помост княжеские дружинники тоже успели намокнуть и мрачно озирались по сторонам.

Собираясь вместе, люди ёжились, поминутно отряхивались, как псы, толкались локтями.

- Эй, почто вече призвали? - спрашивали они друг у друга. - Аль приключилось чего?

Князь-то новый, вишь, поход затеял! На угров! - отвечали любопытным.

- Эвон! А чего мы у угров забыли?

- Так мы-то ничего, а князю неймётся! Его город, слышь-ко, переманил, когда Владимир-князь убег, чтоб Галичу без головы не оставаться. Вот он на радостях и похотел воевать отправиться!

- Ой! - вскрикнула какая-то молодка, что пробралась на вече вслед за мужем. - Никак, война? Ой, лишенько! Ой, горюшко-то какое! - заголосила она.

- Замолкни! - пробовал остудить её муж, отцепляя от зипуна её судорожно сомкнувшиеся пальцы. - Неча меня прежде времени хоронить! Авось, не будет никакой войны!

- Не будет войны, ежели мы сами того не похотим! - подхватил вертлявый, словно скоморох, мужик. - Как крикнем князю - не хотим, мол! - так и уберётся не солоно хлебавши. А захочет воевать - пущай сам и воюет, со своей дружиной. У нас свои головы на плечах есть!

- Верно, верно сказано, - подхватили мужики. - Голова у кажного одна и терять её зазря неохота!

Вертлявый мужик не зря трепал языком, не зря ещё долго повторял на все лады, что Галич - сам себе голова и князь ему не указ. Были кроме него в толпе и другие болтуны. Хорошо платили им бояре - Игнат Родивоныч, Щепан Хотянич, Володислав Кормиличич и другие. Сновали они в толпе, кому на ухо шептали, кого тормошили и небылицами стращали, а когда надо первыми начинали орать то, о чём заранее уговорились с боярами. И галичане подхватывали случайно вырвавшийся крик.

Сейчас, на дожде, в холоде, многим хотелось домой, в тепло, к оставленным делам, а потому, когда к помосту наконец пробились бояре и среди них - князь Роман, толпа уже гудела и тут и там раздавались выкрики.

Роман первым шагнул к краю помоста, вскинул руку, требуя тишины и, не дождавшись, начал говорить, надсаживаясь и стараясь перекричать шум дождя и недовольный гул толпы. Но едва прозвучали первые слова «угры», «войско», «поход», как сперва из задних рядов, а потом всё ближе и ближе послышались крики:

- Не хотим!

- Не хотим похода!

- Не на-адобно!

Крики нарастали. В общем шуме тонули отдельные, явно крамольные, вопли:

- Сам поди, коль неймётся!

- Головами нашими угорские дороги мостить? Неча!

- Хватит! С ляхами уже повоевали!

- Один иди на угров!

- Не надобе!

- Вы что? - Роман рванулся к толпе, вскинув руки. - Люд галицкий! Аль я не князь вам?

- Кня-азь! Князь! - отозвалось из толпы.

- Вы меня звали, чтоб я за вас в походы ходил…