Деревянный, обитый железом и окрашенный алой краской щит разлетелся от первых же ударов, и Ростислав отбросил обломки. Привстав на стременах, по-половецки правя конём ногами, он рубил мечом направо и налево, краем глаза примечая, что справа с залихватскими выкриками орудует топором Нечай, а слева, что-то отчаянно вереща, отбивается, защищая стяг, Демьян. Остальных он не видел, но знал, слышал, чуял, что они бьются и будут биться до последнего.
Не видел он и галицких полков, но надеялся, что, увидев, как их князь бьётся, они всё-таки стронутся с места и ударят уграм в спину. И тогда - победа. Ведь это правильно, что князь должен начать битву. Так повелось издавна. Так будет и на сей раз.
А потом его коня развернуло в горячке боя, и Ростислав необычно подробно, словно время застыло, увидел, как покачнулся в седле Демьян. Как опустился его меч и промедлил самый миг, чтобы подняться вновь, и как сразу две угорские сабли опустились на его руки и плечи. И, роняя меч и щит, отрок сполз наземь, и в следующий миг сильный удар перерубил древко, бросая княжий стяг, наземь…
Вздыбив коня, Ростислав рванулся в самую гущу угров и встал над стягом, на котором, раскинув руки, словно старался защитить его, замер Демьян. Встав на стременах, он очертил мечом круг, потом другой - и при каждом выпаде кто-то из угров валился с седла.
Сунувшись несколько раз и потеряв около десятка своих убитыми и ранеными, угры налезли снова. Теперь уже вперёд нацелились острые жала копий. Два Ростислав отрубил, ещё одно увёл в сторону, но остальные прошли низом.
И свет померк на миг, и он вдруг почувствовал тупой удар в живот и ощутил, как какая-то сила поднимает его из седла, а опустив глаза, увидел торчащее из живота копьё. Оно скользнуло по кольчуге и не пропороло его насквозь, но рана всё равно была страшной. Второе копьё распороло бедро. Так и не выпустив меча, Ростислав вылетел из седла и рухнул наземь, под копыта чужих коней.
- Кня-а-азь! - выкатывая глаза, страшно заорал Нечай.
- Князь! Князь! - подхватили крик.
До этого дружинники дрались спокойно, понимая, что бой им не выиграть, и лишь ждали мига, чтобы отойти с честью. Но падение князя опьянило их, и люди с остервенением бросились в битву. Не о победе и не об отступлении думали они - отбить у врага тело Ростислава или умереть рядом с ним, как и положено верной дружине. Вот всё, чего они хотели. И бой превратился в бойню.
5
Галич шумел. Все видели, как столкнулись две дружины, слышали, как звенели мечи о щиты. Видели, как вдруг закачался и рухнул княжий стяг, и как вскоре после этого вырвался из гущи схватки окровавленный вороной конь под богатым седлом. Кровь хлестала у него из глубокой раны на горле и, не добежав до передних рядов ополченцев, он зашатался, рухнул наземь и затих в судорогах. Видели галичане, и как откатывались угры, оставляя на поле убитых Ростиславовых дружинников. Видели всё это - потому теперь и кипел город, и неслись всюду крики. Разгорячённые, так и не подравшиеся мужики лезли теперь друг на дружку с кулаками.
- Нашли, кому правду вколачивать! - гудел басом сотский Микула, только что несколькими затрещинами усмирив драчунов. - Опосля драки кулаками не машут!
- Ты сам помалкивай! - кричали ему. - Кто в Смоленск к Берладнику ездил? Скажешь, не ты? И где тя носило, егда он ратился? Под кустом живот прихватило?
- То не меня одного, то и бояр вина, - оборонялся Микула. - Засели по углам, носа не казали.
- Животы неподъёмны, чрева непомерны, - подхватили крик.
- Айда боярские дворы гробить! - заверещал бобыль Ерошка. - Бояре нашего князя порешили!
Мужики рванулись было по улицам искать усадьбы, но бас Микулы их остановил:
- Стойте, галичане! Боярам бока намять мы завсегда успеем! Ныне нам надо князя нашего выручать!
То, что Ростислав не убит, а только ранен и попал в плен, узнали от Нечая, которому повезло остаться в живых. Изрубленный так, что не было живого места, он был принят уграми за мёртвого. Да и сами галичане чуть не сволокли его в общую могилу, когда после боя пришли на поле разобрать трупы и похоронить по обычаю. Сейчас он лежал в посаде, и над ним сидела знахарка Милуха.
- А ить верно! Верно! - закричали мужики. - Князь-то наш в городе! Возьмём его и поставим над нами!
Довольная тем, что нашла себе дело, толпа устремилась к княжьему терему, куда угры увезли раненого Ростислава.
Староста Угоряй в самый последний миг ухватил сына Никиту за пояс.
- А ты куда? - зашипел он, потрясая шелепугой[30]
. - Пошёл домой!- Да ну тя, батюшка, в болото! - в сердцах сплюнул Никита. - Не хошь - не ходи, а меня не удерживай!
- Ирод! - завопил старик на всю улицу. - Веред! Кровопивец! Так-то ты против отца! Прокляну!
Отцова власть над детьми велика. Не нами это заведено, не на нас и закончится. А родительское проклятье ни одна сила перебороть не может, хоть всю землю обойди. Содрогнулся Никита, но перекрестился и поспешил за всеми.
На ходу обрастая горожанами, толпа медленно, но неотвратимо приближалась к княжескому терему.