Роман галицкий. Русский король

Прусский император был занят подготовкой к новому крестовому походу, поэтому сперва отмахнулся от известия, что изгнанный из своих земель русский князь хочет его видеть. Но когда ему доложили, что этот князь только что бежал из венгерского плена и является не кем иным, как законным государем Галиции, которую король Бэла обманом захватил по весне, и что он по матери племянник самого Всеволода Юрьевича владимир-залесского, как всё переменилось. Отложив все дела, Фридрих принял Владимира.

Обласканный, уже переставший на что-то надеяться, Владимир чуть не прослезился, когда прусский император усадил его подле себя, как равного, и долго расспрашивал о его мытарствах. Выслушав длинную путаную историю, Фридрих покачал головой, посетовал на злобу людскую и предложил помощь.

Не бескорыстно, конечно. Хотя и могущественным был дядя этого галицкого изгнанника, но князем больше - князем меньше, а Руси от этого не убудет. Решающую роль сыграло другое - Фридрих готовился к крестовому походу, в который должен был выступить на днях. Путь его должен был пролегать как раз по Венгрии, и нацелен удар немецких крестоносцев будет в Византию, с которой у воспитанного Мануилом Комнином Бэлой союз. В таких условиях неплохо бы ослабить Венгрию.

Готовясь к походу, Фридрих не мог выделить Владимиру даже сотни рыцарей, но с готовностью предложил галицкому изгнаннику отправиться в Краков, к его вассалу Казимиру Справедливому, который будет рад усадить Владимира на галицкий стол силой своих воинов. А за услугу Фридрих просил самую малость - небольшую ренту, в две тысячи гривен ежегодно.

Владимир очень хотел вернуться домой. Поэтому согласился на все условия. И вскоре подъезжал к Галичу во главе огромного войска.

* * *

Весть о возвращении в Галич князя Владимира принёс боярин Кузьма Ерофеич. Он как раз отправился в свою деревеньку проверить, каково возводят мужички новый терем и как выросли хлеба. И, не доезжая десяти вёрст, увидел впереди облако пыли и словно бы тучу на дороге. Остановился в рощице, послал верхом отрока порасторопнее разузнать, что да как.

Отрок воротился поздно вечером, почти ночью, на загнанном коне, и, не спешиваясь, огорошил боярина вестью - идёт ляшское войско князя Казимира, а ведёт его князь Владимир Ярославич.

Кузьма Ерофеич схватился за голову. Не за себя испугался боярин - при любом князе жил он тише воды, ниже травы, когда гнали Владимира, помалкивал, когда принимали на княжение Романа, стоял в стороне, помогал разве что Романа изгонять, а после приглашал угров, но про это-то Владимир не знает, не должен знать. Но ещё больше болел душой Кузьма за другое - польское войско прошло как раз по его деревеньке и наверняка не оставило от неё бревна на бревне. Плакали его пашни и пажити.

Не теряя времени, он повелел гнать обратно в Галич. В дороге велел не жалеть коней, кричал на возниц, медленно перепрягавших лошадей, и ворвался в золотые ворота так, словно смерть мчалась за ним по пятам, и сразу поворотил к дому большого боярина Фомы Тудорыча.

- Вот уж не ждал, Кузьма Ерофеич! Да что с тобою? Словно ты с чёртом встренулся, - ворчал недовольный боярин Фома, которого оторвали от сладкого послеобеденного сна.

- Не с чёртом, а гораздо хуже, - Кузьма Ерофеич рухнул на лавку, утирая лицо. - Отрок мой своими глазами зрел - идёт на нас ляшское войско, а ведёт его Владимир Ярославич!

- Да неужто? - мигом проснулся боярин Фома.

- Вот те крест!

- Быть такого не может. Да откуда…

Но поверить всё же пришлось - на другой день прискакал тиун к боярину Мефодию Иванковичу - ляхи дошли и до его угодий.

Слухи о возвращении князя Владимира поползли по Галичу. В боярских хоромах вздрагивали и озирались на каждый шорох, люди окликали друг друга на улицах, в торговых рядах только и разговору было, что о князе, про то же кричали с амвона в Богородицком соборе. Проезжавших мимо угров собравшиеся мужики провожали злыми взглядами и осыпали хулой. Потом как-то подкараулили одного угрина, отбившегося от своих, стащили с коня и избили насмерть. Угры попробовали сыскать виноватого, да где там! Ляхи подходили всё ближе, и люди делались всё смелее.

Наконец палатины королевича Андрея собрали боярский совет. Фома Тудорыч, Борис Семеныч, Мефодий Иванкович, Семён Избигневич и другие сидели выпучив глаза и боялись дышать. Всем им в случае возвращения Владимира грозила кара - князь не мог не помнить тех, кто изгонял его из Галича, и сурово покарает отступников.

Воеводы Благиня и Корочун, настороженные, как цепные псы, стояли по обе стороны стола, на котором истуканом застыл юный королевич, а Мокий Великий, брызжа слюной, бросал боярам гневные слова:

- Вы есть трусы! Вы готовы сдаться! Вы бросать нас, вы бросать свой король, вы бросать свои дети и братья! Король Бэла велит отрубить головы вашим талям! Они все погибнут, если ваш король Вольдемар вернётся в Галич! Вы это понимать?

- Да понимаем, как не понять! - держал за всех ответ Фома Тудорыч.

- Повязаны мы с вами и от ряда своего не отрекаемся! Ко кресту ходили и, коли надо, ещё раз придём! Только прикажи!