Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

— Браво, юная гвардия! — крикнул моряк в тельняшке и, сунув руку под подушку, вынул бескозырку. Надел ее, расправил на плечах ленточки и спросил: — Ну, как на фронте?

— Дорогие товарищи, раненые бойцы, — сказал Володя. — Враг уже начал ощущать на себе страшные удары нашей Красной Армии. Он уже устилает трупами русские поля! Освобождены от немецко — фашистских оккупантов Ростов-на-Дону, Тихвин, Елец, Рогачев, Клин, Яхрома, Солнечногорск, Истра… — Раненые задвигались, захлопали. — Поправляйтесь. И идите мстить фашистам! Вас ждут на фронте.

— Мы отомстим! Будь уверен, хлопчик… Дай срок! — разнеслись под сводами палаты возбужденные, яростные голоса. — Они еще нажрутся наших пуль.

— Актриса ленинградского цирка! — крикнул Володя, подняв руку. — Нинесса Пескуале. Танцы и песни!

Инна выпорхнула из каптерки. Сначала палата замерла, а потом раненые захлопали, закричали. Наверно, на каждого из них, так же как и только что на Володю, Нинин вид произвел ошеломляющее впечатление — как, откуда в этом блокадном городе оказалось такое чудо? А Нина, мягко пробежавшись, сделала «ласточку», потом стойку на руках с переворотом в мостик и — колесо. Затем танцевала и пела про Любу-Любушку, про ту, которую никто не в силах позабыть.

— Про Сашу, — попросил моряк.

Затихшие, с добрыми лицами раненые, как зачарованные, слушали Нину. Песни были такими дорогими, знакомыми, что, наверно, у каждого в этот момент сердце сжималось от любви и тоски к тому, что уже миновало, чего уже никогда не будет…

Все, кто был в палате, хорошо знали песню и подхватили ее. А потом, чуть передохнув, Нина запела про юного барабанщика.

— «Мы шли под грохот канонады! — чистым сильным голосом начала она и встала по стойке „смирно“. — Мы смерти смотрели в лицо!»

— «Мы смерти смотрели в лицо!» — подхватил Володя и тоже встал по стойке «смирно» и почувствовал, как холодок пробежал у него по спине: да, сколько раз они уже смотрели смерти в лицо… Это о них песня, вот о нем, и Нине, и Зое, и Толе Пургине, и всех-всех, кто присутствует тут. Это о них, это — их песня!

Володя видел, как те, кто мог стоять, тоже встали и пели про юного барабанщика, павшего в смертельной схватке с врагом.

Их долго не отпускали. Моряк попросил написать письмо, а другой раненый, с забинтованным лицом, — прочитать. Потом главный врач позвал Володю и Нину на кухню и подвел их к столу, на котором стояли две большие кастрюли с остатками каши. А Володя с Ниной, переглянувшись, схватили ложки и начали соскребать с алюминиевых стенок еще теплую, немного пригоревшую, невероятно вкусную пшенную кашу…

«Дз-зз-зз!»

Володя открыл глаза, сунул руку под сплюснутую лепехой подушку, нажал кнопку будильника. Страшным усилием воли заставил себя сесть. Холодина!

— Нина… — Володя надел пальто и толкнул в бок девушку. — Подъем.

Зашуршал соломой Ник. Послышался жесткий звук в другом конце бегемотника: Владимировна, — она тоже, как и Ник, переселилась в зоопарк, — выбивала из кремня искру.

Проснулся «ковчег». Тяжко вздохнула бегемотиха, тоненько заскулила Милка: есть так хочется! Бродила, топотала копытами антилопа, шевельнулся в своем закутке верблюд. Медведи проснулись заворочались в клетках, заверещали мерзнущие мартышки… Встрепанный, с сухими травинками в седых волосах, подошел к печке Ник. Улыбнулся Володе: «жив-здоров, голубчик? Вот и хорошо…» И Володя улыбнулся ему: «жив-здоров. Вот и хорошо…»

Загремела кастрюлями и ведрами Владимировна. Попыхивая цигаркой, как паровоз, она бодро топала по бегемотнику. Сейчас в одной кастрюле будет варить жмыховую болтушку для людей, в другой — вонючее варево для медведей и Милки из слонятины, желуди для мартышек. Нина присела на скамеечку, начала волосы расчесывать.

— Итак, задание на сегодняшний день, — проговорил Ник и закашлялся. — Вода и дрова, милые мои. Вода и дрова.

— Дров мы с Ниной еще вчера дня на три заготовили, — сказал Володя.

Он поднялся, открыл клетку, и Милка кинулась к нему, лизнула в лицо, а потом бросилась к Нику, Владимировне. А это что еще за явление? Из клетки Милки вышел кот Мур. Выгнулся дугой, потянулся. Вместе с Милкой ночевал? Володя подхватил кота и, поглаживая его лобастую, шишковатую башку, вернулся к печке.

— И желудей пока достаточно. Сколько там, Нина?

— Почти ведро насобирали.

— Воды бочка. Хватит ведь?

— В райком опять, да? — спросил Ник. — Владимировна, плесни кипяточку в кружку.

— В райком, — сказал Володя. — Нина, пошевеливайся.

Когда Володя с Ниной пришли в райком, Зоя уже сидела за своим столом и командовала.

— Внимание! Группа Петрова — ко мне.

С одной из коек поднялся парень. Правый рукав его ватника был заткнут за ремень. Петров взглянул вправо — там стояли койки, на которых спали парни, потом влево — в другом углу комнаты жили девушки. Направился тормошить их, поднимать. Райком уже давно стал для многих ребят и девчат, для активистов, общежитием. Несколько раз и Володя с Ниной спали тут на узкой койке «валетом».

— Волков и ты, Нина, идите сюда, — позвала Зоя.