Колька Рыбин «маялку» ногой поддает… Герка в ладони плюет, еще минута — и в Собачьем переулке состоится дуэль. Нина идет, задирает голову и ловит языком легкие, пушистые снежинки…
…Первомайская демонстрация. Шурка Бобров несет страшного картонного фашиста. Шурка то и дело совал фашиста в руки другим ученикам, но никто не хотел тащить картонное пугало, и Шурка злился и орал: «Долой фашистов!»
…Последний пионерский сбор. Лицо ее в розовых пятнах. Ее голос: «Потому, что я его люблю…»
Володя открыл глаза, повернулся, прислушался к дыханию девушки и сказал:
— И я тебя тоже.
— Что ты сказал?
— Ничего. Отдохнула?
— Еще минутку.
Он снова положил голову на руку.
…Люба. Качели взлетают. Вверх-вниз… вверх — вниз… Из воды выходит…. Капельки воды на теле — как камушки драгоценные сияют. Какая она вся была! Картину бы такую нарисовать. Но потом пришли эти.
И все разрушилось, все сгинуло, как будто всего того, о чем он только вспоминал, и не было вовсе. И никогда не будет? Ни тюканья топора деда Ивана, ни папиного шлепка тяжелой рукой по его спине, ни смеха мамы, ни озабоченных взглядов бабушки? И никогда-никогда больше, как удивительное видение, как сказочное чудо, не выйдет из воды красивая девчонка Любка?.. Погибли все. Убиты.
— Нинка. За мной.
— Ты сказал: и я тебя тоже. А что — тоже?
Он не отвечал, полз и вдруг замер, прислушался: бредит? Ему мерещится? Володя напряг слух — нет, ему не показалось, теперь он вполне отчетливо услышал звуки губной гармошки.
— Что это? — зашептала Нина.
— Фашистская траншея. Окопы или блиндажи, — ответил Володя. — Развлекаются, сволочи. Мину бы сюда, а потом — тр-рах! Хоть бы одну мину!
— Давай-давай… — поторопила его Нина. — Какая духота. Я как рыба… на льду.
Гулкое биение в висках. Дышать трудно. Порой все будто куда-то проваливалось. Может, он терял сознание? Нина крепко держалась за его ногу, и стоило ему шевельнуться, как и она начинала копошиться и ползти. Но где же конец, где? Может, они ползут не к выходу, не к воздуху, а в тупик? И назад им уже не выбраться… Володя вдруг почувствовал, что воздух посвежел. Он сделал большой, во всю глубину легких вдох и напряг зрение: впереди будто бы слегка посветлело.
— Конец… трубе. — Тихо позвал: — Нина!
— Где ты? — услышал он ее слабый голос.
Володя изогнулся, посветил.
— Ползи быстрее. Жду. Ну скорее же, держись за валенок. Поползли вместе. Сейчас, вот сейчас.
Он ухватился за края трубы, выглянул. Ракета мутным желтым пятном всплыла в затянутое снежной пеленой небо, и Володя осмотрелся. Он увидел узкий глубокий овраг, густые заснеженные кустарники, деревья. Володя выполз из трубы и скатился по снегу вниз, на дно оврага.
Новая ракета неярко осветила местность. Потухла, и в этот момент Нина выкарабкалась из трубы и рухнула на него. Несколько минут они так и лежали. Он лицом вверх, она рядом. Шевельнулась.
— Вовка, милый. Выбрались?
— Значит, лейтенант на тебя смотрел, как на девушку, да?
— А тебе завидно?
— Тихо!
Они замерли, прислушались. Невдалеке погромыхивали орудия. Резко забил и, будто поперхнувшись, смолк пулемет. Ракета. Другая. Нарастающий звук автомобильного двигателя, позвякивание цепей, намотанных на колеса. Тускло, сквозь плотную кисею мечущихся снежинок засветились синие огни — ночные фары. И исчезли.
Небольшой ветер усилился — метель. Это замечательно, метель заметает следы. Утопая в снегу, они двинулись по оврагу; где-то, как сказал Пургин, метрах в пятистах от трубы, должен быть небольшой мост, там и дорога. Ракеты вспыхивали и гасли, Володя и Нина останавливались и ждали, когда померкнет свет. Завывал ветер, порой слышались натуженные звуки с трудом ползущих по дороге автомобилей. Наконец они увидели мост и, затаившись в кустарнике, минут десять вглядывались и вслушивались в снежный сумрак. Два танка прокатили, и мост колыхнулся под их тяжестью: один из танков тащил другую машину на буксире. У второго танка пушка была скособочена, в борту зияла дыра. И Володя радостно толкнул Нину в бок: гляди, гляди, как им наши вжарили. Эх, взрывчатку бы под мост… Мотоциклист проехал, машина забуксовала на подъемнике. Мотоциклист, связной наверно, слез с мотоцикла и несколько минут толкал его, а мотоцикл страшно ревел. И Володя подумал: «Какие-то приказы, документ везет. Автомат бы вагановский сюда!» Вытолкал машину мотоциклист, уехал.
Нет тут часовых, видно, не очень-то важный объект, чтобы его охранять. Володя потянул Нину за рукав, и, проваливаясь в снег по пояс, помогая друг Другу, они выбрались из оврага, постояли немного и зашагали по заезженной, в рытвинах и ямах дороге.