Опутанность Москвы паутиной властных организаций, скрывшихся за «эзотерическими» названиями, за которыми сквозит все то же ГПУ, свидетельствует о «сатанинской» природе нового государства, где герою духовного плана, не обладающему «трижды выдержанной идеологической кровью» (Мандельштам), уготованы тюрьма, клиника Стравинского и соответствующий «диагноз». В одном из вариантов романа звучат откровенные опасения мастера: «Я кончу жизнь в сумасшедшем доме или тюрьме» (Булгаков 1993: 176). Спасением от реальности в МиМ оказывается предание себя в руки инфернальных сил и, наконец, тотальный «уход» — выход за пределы земной фантасмагории.
III
КОММЕНТАРИЙ
название романа было впервые зафиксировано в записи жены писателя, Елены Сергеевны Булгаковой, 23 октября 1937 г. (Дневник 1990: 172). В первоначальных редакциях фигурировали заглавия «Черный маг», «Копыто инженера», «Консультант с копытом», «Великий канцлер», «Сатана», «Черный богослов», «Подкова иностранца» и др., неоспоримо свидетельствующие о том, что акцент ставился на дьяволиаде, похождениях дьявола и его свиты в Москве. На это косвенно указывает и первоначальный подзаголовок — «фантастический роман». Однако в ходе работы замысел претерпел глобальные трансформации, и исходное балансирование между сатирическим (в духе «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова) и фантастическим завершилось изменением общей авторской стратегии и смысловых перспектив романа. Последнее отразилось на смене заглавия произведения, которое в окончательном варианте вывело на первый план двух персонажей — Маргариту и ее безымянного возлюбленного, отсутствовавших на стадии замысла произведения и появившихся у Булгакова впервые в 1931 г.
Эпиграф, который взят из первой части «Фауста» Гете, относится к роману МиМ в целом. В оригинале текст выглядит так:
Известные переводы фрагмента, использованного в качестве эпиграфа, не соответствуют тексту, приведенному Булгаковым (к 1916 г. насчитывалось 19 переложений «Фауста» на русский язык, среди них выделялись переводы А. Фета, В. Брюсова и Н. Холодковского).
Перевод В. Брюсова:
Перевод Н. Холодковского:
В библиотеке Булгакова была книга — И.В. Гете. Фауст: Трагедия / в пер. А.Л. Соколовского: Ч. 1–2. СПб., Тип. Бр. Пантелеевых, 1902 (Кончаковский 1997: 30), в которой текст цитаты выглядел следующим образом:
Не исключено, что писатель сделал перевод сам, причем дважды, так как эпиграф, знакомый читателю по окончательному тексту, представляет собой переделку более раннего варианта:
По всей видимости, эпиграф возник во время перепечатки рукописи О. Бокшанской летом 1938 г. После авторской правки по машинописной копии (562-10-2-1) он и получил известный ныне вид. Затем в той же машинописи, при обычной для Булгакова правке красным карандашом, эпиграф был зачеркнут. Его появлению могло способствовать возобновление в Большом театре «Фауста», одной из самых любимых опер Булгакова, о чем писатель, работавший в это время в Большом, мог знать задолго до премьеры. В дневнике Е.С. Булгаковой зафиксировано его присутствие на репетиции (запись от 8 сентября 1938 г.) и на премьере (запись от 15 октября 1938 г.).
Эпиграф из Гете — прямая отсылка к философской проблематике известного текста мировой культуры. К «Фаусту» восходит и образ одного из главных героев романа — Воланда (у Гете — Мефистофеля) как силы зла, творящей добро. Мефистофель своими ухищрениями и кознями подталкивает Фауста к преодолению земных соблазнов и постижению сокровенных смыслов бытия. Булгаковский Воланд лишен традиционного облика Князя тьмы, жаждущего зла, и осуществляет как акты возмездия за «конкретное» зло, так и акты воздаяния, творя, таким образом, отсутствующий в земном бытии нравственный закон.