Роман межгорья

Уезжать ему отсюда нельзя. В последние месяцы он руководил строительством. Правда, строили Мациевский, Синявин, Коржиков, Долидзе, Каримбаев, тысячи дехкан-переселенцев. Но начальником считался заместитель — Евгений Викторович Храпков. Его вместе с Мациевским и Каримбаевым наградили орденом Трудового Красного Знамени. Около сотни рабочих и инженера Коржикова наградили грамотами правительства. Но не наградили ни Мухтарова, ни даже Лодыженко и Синявина. У Мухтарова вообще было очень сложное положение: не арестован, но и не свободен. Лодыженко выздоровел и пока что уехал со строительства в центр. Вернулся он оттуда печальный. Хотя Лодыженко и не освободили от работы, но на душе было нелегко.

Такие мысли проносились в голове Храпкова.

— Ведь еще и процесс должен быть, Любочка. Уедешь сейчас — что скажут люди? Сбежал! Ведь я единственный из помощников Мухтарова остался вне всякого подозрения.

— Говорю, тоска. Ты бы подал заявление, чтобы тебя в Москву или куда-нибудь еще перевели. Не сидеть же человеку, да еще такому опытному хирургу, как ты, всю жизнь на одном месте в Намаджане.

— Любочка, милая, не говори так. Возможно, что меня и без этого переведут. Строительство в Голодной степи заканчивают, а больше… Не пошлют же меня, после руководства такой колоссальной работой, на должность простого врача. Но надо быть тактичным.

— Ну, тогда разреши мне… — и тут же осеклась, испугавшись своего желания. Почему это ей можно разрешить одной поехать в «центр культурной жизни»? Для чего и на какое время?

Глупость и абсурдность подобной просьбы супруги так хорошо поняли, что почувствовали неловкость. Любовь Прохоровна смутилась и даже потупила глаза. Ей следовало бы склонить головку на широкую грудь Жени, смягчить свои капризы душевной теплотой к мужу…

Из-за угла показался Саид-Али Мухтаров.

В последнее время он стал следить за своей одеждой, внешностью. По какой-то странной прихоти он надел на свою могучую фигуру шелковый чапан, а голову покрыл новой тюбетейкой. На старательно выбритом лице еще были заметны следы пудры. Только его щеки потеряли былую молодецкую округлость да на лбу появились морщины.

От неожиданности Саид как будто даже вздрогнул, но сохранил свою уверенную, твердую походку.

— Кажется, Мухтаров прошел? — произнес Евгений Викторович, делая вид, что издали он не узнал такого незначительного теперь человека.

— Возможно, — ответила она, пожав плечами, и почувствовала, что ее голос прозвучал с какой-то неестественной сухостью. Затем смелее добавила: — Вишь, каким франтом, ортодоксом национальным вырядился.

Это дало право Любови Прохоровне обернуться и поглядеть вслед тому самому человеку, который сейчас часто являлся ей в сладких снах, когда усталый Женя храпел так ужасно, что дрожали даже оконные стекла.

Прошел человек, которого не вытеснят из твоей головы ни самые нежные отношения с мужем, ни тяготеющие над тобой нормы поведения «повенчанной» жены.

— Он просто удивительной силы воли человек, прости, Любочка, за такую «апологию»… — смелее заговорил и Евгений Викторович, почувствовав, как тяжело ему преодолеть в себе какой-то детский страх, который заставлял его склоняться перед волей Саида-Али Мухтарова. Ему хотелось, восхваляя Мухтарова, «не унизить» себя перед своей Любочкой. Но он чувствовал, что даже воздух наполнен дыханием Мухтарова. Храпков очень хорошо знал могучую волю тысяч людей в степи, которые даже голодными настойчиво заканчивали строительство собственными силами.

Да, он чувствовал это и ценил их.

— Саид-Али Мухтаров!

— Что? — удивленно спросила Любовь Прохоровна, поглощенная думами, мечтами, связанными с тем же дорогим именем.

Они молча вошли в дом. Джек отскочил от Тамары и бросился на грудь своей любимой хозяйки. Девочка, испугавшись, вначале заплакала, а потом засмеялась, согретая горячей материнской лаской.

IV

Прямо от следователя Саид-Али пошел на островок. Через какие-нибудь две недели солнышко по-весеннему пригреет, в парке откроются чайханы, а вместе с ними появятся карнайчи. А пока дни для Саида тянулись в Намаджане печальнее, чем в Чадаке. Там он хоть занимался работой в саду, на огороде или же поправлял арык, и день незаметно пролетал в хлопотах.

Островок снова возвращался к жизни. Кучи жердей и досок находились там, где должны стоять чайханы. А наиболее ловкие чайханщики сидели уже в готовых чайханах, поджав под себя ноги и мурлыча под нос немудреную песенку.

Вот-вот, в ближайшие дни, когда выглянет солнышко и исчезнет сырость на островке, здесь все оживет и заполнится людьми. И от ожидания весны Саиду становилось легче на душе. Ему хотелось, чтобы люди не слонялись по парку одинокими тенями, не замечая один другого.

Юсуп-Ахмат Алиев тоже бесцельно бродил по парку. После длительной болезни не один уже месяц он безуспешно разыскивал свою дочь Назиру-хон. У него не было никакой надежды отыскать ее, но все же он бродил по закоулкам, расспрашивал о ней у ранних чайханщиков.