Роман межгорья

Да! Преображенский где-то здесь, недалеко — Синявин знает, и этот проклятый вопрос мучит его всю дорогу. Об этом они с Евгением Викторовичем узнали первыми. А Синявин сообщил третьему лицу в официальном учреждении, где такими людьми, как Преображенский, особенно интересуются… Преображенскому нужно было абсолютное инкогнито, а то учреждение, по-видимому, раскрыло его. Вдруг такой непоседливый и неясный человек, как Молокан… разнюхал и об этой тайне.

— Недалеко, говорите, убежал? Ну и шутник же вы! Это было сказано естественно и в духе Синявина.

— Шутник? Возможно. Наверное, Преображенский не рассчитывал на ваш поступок… Александр Данилович, понимаете, у меня к вам есть небольшое дельце. Это же первая «большевистская весна» у нас в Голодной степи.

— В Советской степи, товарищ Молокан.

— Правильно, — с улыбкой ответил Молокан. — Я сам писал об этом и забыл. Так вот, видите ли, посевная кампания и… этот суд. Не сорвет ли это нам кампанию?

— Суд? — заинтересовался Синявин, ожидая чего-то более значительного от разговора с Молоканом.

— Не суд, а всякие там разговоры. Понимаете… Надо было бы как-то поговорить с Преображенским…

— Так что? Не советует ли ваша газета мне взять на себя роль библейского Авраама? Преображенского отдать «на заклание»?.. А впрочем… — И подумал: «Вот она, философия. А не провоцирует ли меня этот субъект?»

— Преображенский — человек увертливый. Таких людей обычным жертвенником не возьмешь.

— Увертливый человек? Как щука в сетях? Гм, да-а.

Молокан не обратил внимания на вздох инженера. Он продолжал разбивать камешками орехи. Только по его лицу было заметно, что он о чем-то настойчиво размышляет. Может быть, думает о том, что было самым интересным в его встрече с Синявиным.

— Увертливый человек, и, если хотите, будем откровенны с вами, — злой. Для таких людей, наверное, суды не существуют.

— А как же с ними поступать? — невольно вырвалось у инженера.

Молокан так ударил по орешку, что он разлетелся в прах. Даже огонь блеснул между камешков.

— Отдать «на заклание»!..

— Авраамы из нас, товарищ Молокан, не стойких в вере… — Вдруг перешел он на узбекский язык — Действительно ли вы тот человек, за которого себя выдавали, работая секретарем? Я что-то начал сомневаться в этом…

— Классовая борьба… — тоже по-узбекски начал было Молокан, но тут же решил, что эти рассуждения некстати, поглядел на Синявина и заговорил более спокойно: — Вы человек умный, что с вами много говорить? С такими, как Преображенский, надо действовать иначе. А он не один. Мухтарова бы на него!..

«Почему? Почему именно Мухтарова?» — напрашивался вопрос во время наступившей длительной паузы. Синявин согласен был признать правильность такого суждения. Ведь и он, обдумывая этот проклятый вопрос «социального бытия», приходил к таким выводам.

…Ярко вырисовывались два антипода. Один — с честным именем, которого поддерживал народ, а второй — покрытый тайной, законспирированный и поэтому, как враг, особенно опасный. В том, что он враг, инженер Синявин убедился лишь недавно. Раньше он над этим не задумывался и теперь сожалел об этом.

— Так вот… Кстати, вы меня очень напугали своим узбекским языком. Как вы прекрасно изучили его!..

«Ага, наконец!» — подумал Синявин и снова ощутил нервную дрожь.

— Так вот, Александр Данилович. Преображенский, наверное, знает, что вы с дочерью едете в Москву. Возможно, что он не отказался бы увидеться с вами, поговорить. Он знает о вашем прямом характере, но до сих пор ничего не ведает о том, что вы не умолчали об этой встрече… Он еще надеется на вас… Вполне возможно, что еще и зайдет к вам…

— Довольно! Все понятно. Я совсем не желаю. А может быть… даже… — Синявин напряженно задумался, а потом сказал — Даже откажусь от поездки в Москву.

— Совсем? И Веронику здесь будете учить? — спросил Молокан, а на его лице сразу же отразилось безразличие, отсутствие какого бы то ни было интереса к этим делам.

— Когда будет суд? — уже по-русски спросил Синявин, нарушив неприятное молчание.

— Декады через две. В конце января или в начале февраля.

На этом и закончили они разговор. Молокан только поглядывал на инженера Синявина и, по-видимому, сожалел, что затеял с ним эту беседу…

II

Три события большой важности всколыхнули умы. Каждое событие привлекало внимание определенных групп общественности, и по своему внутреннему значению они будто соревновались одно с другим.

Закрытие обители мазар Дыхана!

Суд над вредителями в Голодной степи!

Первая большевистская весна в Советской степи!