Роман межгорья

Из допра убежал один охранник. Он в эту ночь дежурил в коридоре. Только о том, что накануне этого события ночью к Амиджану Нур-Батулли заглянул неожиданный гость, газеты не сообщили. Они не знали этого. Молокан только на минутку заскочил к нему: за ним ведь погоня ГПУ!.. Батулли успел лишь посоветовать ему скрыться в приготовленной для беглецов из допра квартире в старом городе… Там на рассвете, когда закончилась стрельба возле допра, и был арестован Молокан…

XXII

Наконец наступил суд.

К удивлению читателей, именно в этот день газеты вышли без традиционных «шапок»: «Суд идет».

В Ташкенте был сформирован специальный поезд для рабочих и делегаций, ехавших в Советскую степь на суд. В этом же поезде один вагон предназначался для членов суда, свидетелей, официальных представителей и канцелярии. А подсудимых отправили ночью специальным вагоном с паровозом.

Что делалось в Советской степи!..

Трамваи в эти дни работали почти круглые сутки, несмотря на то что количество вагонов на линии было увеличено. Особенно в первый день город Кзыл-Юрта был наводнен людьми.

Редакция газеты «Советская степь» приняла к себе выездную бригаду ташкентской газеты «Восточная правда». Рабочие типографии подписали договор о социалистическом соревновании с ташкентскими печатниками.

Суд происходил в наскоро оборудованном зале Дома культуры. Это было огромное помещение, которое в будущем будет разделено на два зала, восемь комнат и коридоры. Три ряда кирпичных колонн поддерживали бетонный потолок с арматурной проволокой. Стены оклеены белыми обоями поверх досок, которыми был обшит бетон. Вдоль стены внизу проходили два ряда временных труб для горячей воды, обогревавшей зал. Да это было уже и не столь необходимым. В зале две тысячи четыреста мест, но в первый день суда в нем поместилось более трех тысяч человек.

Так начался суд над бывшими вредителями в Голодной степи.

Храпков приехал в Кзыл-Юрту вместе с судьями и остановился не в больнице, а на этот раз в девичьей комнате Таисии Трофимовны в новой гостинице «Интурист». По этому случаю или по какой-либо другой причине он был весел, привез Тасе подарки, говорил с ней без умолку. Во всяком случае, Евгений Викторович благословлял счастливую мысль, которая пришла кому-то в голову, — перенести суд в Кзыл-Юрту.

На заседаниях суда он волновался. Особенно во время исполнения всяких судебных формальностей, когда зачитывали список обвиняемых и наконец свидетелей. Секретарь суда, вызывая Храпкова, добавил к его фамилии лишнюю букву и заменил последнюю: «Хирапкоф Евгений Викторович».

Начали допрос подсудимых. Все они говорили охотно. Некоторые из них, может быть, что-то скрывали, другие считали, что на допросе рассказали все, а большинство просто было ошеломлено торжественностью суда и такой многочисленной аудиторией. Они пугались собственных слов, произнося их, и каждый раз оборачивались то к президиуму суда, то к репродукторам в зале, которые громко разносили фразы, тихо сказанные перед микрофоном.

«Видят они меня или нет?» — думал Евгений Викторович. Ему искренне казалось, что так или иначе, но здесь он является «persona grata», или «гвоздем сезона». Он замкнулся в себе, копался в своей душе, колебался, принимал решения и снова впадал в состояние моральной каталепсии.

Только на третий день он почувствовал себя увереннее. Таисия Трофимовна высказала мысль, что всякий процесс, который имеет скорее общественно-политическое значение, чем сугубо уголовное в конце концов не так уж и страшен. Ведь суд прекрасно ориентируется в преступлениях вредителей, возможно, у него уже есть и проект приговора. Неспроста же освободили из-под ареста старика Исенджана, счетовода из уч-каргальской конторы, какого-то техника. А Молокан снова ухитрился сбежать из-под ареста…

Евгений Викторович убедил себя в том, что Тася права. Вот она сидит в зале…

«В каком же это ряду? А, она перешла ко второй колонне. Семь-восемь рядов, а она сидит в девятом. На ней беленький в крестиках платочек. Улыбается ему…»

Этот простой факт напомнил Храпкову о том, что он здесь еще никого не разглядел как следует. Ну, вот рабочий, который лежал в больнице с разбитым плечом. Вот шофер, что возил его, как заместителя Мухтарова: он сидит на подоконнике, наверное, тоже глядит на него. И этого узнал, — о, у Евгения Викторовича хорошее зрение. Он рассмотрит сейчас всех сидящих в зале.

Евгений Викторович, водя глазами по рядам, остановил свое внимание на человеке с аксакальской бородой, но с бритыми усами. Огромные круглые китайские очки, как у Преображенского, скрывали выражение его глаз. Он изредка перекидывался словами с соседом, Амиджаном Нур-Батулли.

Допрашивали последнюю подсудимую — Софью Преображенскую. Она подтвердила, что Софья Преображенская — это она и, как всякая слабая девушка перед свадьбой, не могла отказать своему жениху, который из любви к ней пожелал в загсе принять ее фамилию… А у него была какая-то нескладная — Ципьев. На другие вопросы она отвечала сбивчиво, а потом лишилась сознания.