Роман межгорья

Ошеломленные ишаны сбились в кучу в подземном выходе, чуть не полосуя друг друга ножами. Со двора вбежали Сатык Догдуров и Юсуп-Ахмат. В коридоре на Юсупа налетел старший шейх. Своим тяжелым телом он повалил мираба на ступеньки, а сам устремился во двор.

Когда Догдуров зажег спичку, Каримбаев подхватил рассвирепевшего Саида и вытащил его из мазара.

XXIII

Разнесся страшный слух! Среди тысячной толпы на площади и во дворе поднялась паника.

— Саида зарезали в мазаре Дыхана!

— Кровь! Кровь!

А Саид в это время уже был на верхней веранде минарета малой мечети. Минарет выходил на площадь, и каждый мог увидеть Саида.

Провокация ишанам не удалась. Она, наоборот, сослужила им плохую службу. Люди требовали наказания защитников обители.

Надо было успокоить собравшихся и с достоинством закончить начатое дело. Следовало прекратить подозрительные стычки в толпе, где милиция и пограничники с трудом наводили порядок среди разгорячившихся людей.

На минарет к Саиду взобрался и Лодыженко, а за ним, тяжело дыша, поднялся и инженер Синявин. Падая в темноте, инженер поранил лицо. Взобравшись на последнюю ступеньку, он сел на нее и молча стал вытирать кровь.

Мимо Синявина радиотехник пронес микрофон, и находившиеся на площади вдруг услыхали глубокий, даже с присвистом, вздох Синявина и его знаменитые в тот день слова:

— Ну и крещение! А все-таки я счастлив, что хоть на старости лет увидел настоящую жизнь! Вот как обновляется Узбекистан! Говорите, Саид, говорите…

Сквозь гром аплодисментов и криков «яшасун» репродукторы уже разносили волнующие слова Саида:

— У кого нервы не в порядке, тому не надо было браться за такое дело! Что произошло? Убили аксакала? А кто говорил, что обитель дешево отдаст нам свои права? Мы пришли сюда как передовая, революционная фаланга миллионных масс узбекского народа, чтобы с честью выполнить его священную волю…

Только на секунду он сделал паузу. С высокого минарета вдруг раздался не крик, а дикий безумный визг. Все посмотрели туда. Старший шейх, стоя на подоконнике, размахивал ножом. Он еще раз закричал, как безумный: «Крови!» — приближая нож к своей груди. Вдруг он, словно его вытолкнули, сорвался с сорокаметровой высоты вниз. Никто туда не бежал, ибо минарет стоял над скалистой пропастью, возле обительского сада. Протяжный возглас «а-ах», раздавшийся в толпе, был перекрыт сильным голосом Саида, разносившимся из репродукторов.

— …Как революционеры пришли мы к этой крепости заклятых врагов социализма. Взять крепость голыми руками — это фантазия. Враг в каждом уголке будет ожесточенно сопротивляться.

Слова: «уничтожим как класс», «интернациональным походом», «победа коммунизма» — прерывались громкими аплодисментами и музыкой.

Как раз в это время из одной темной худжры вышел старый обительский служитель и сказал рабочим, что там лежит тяжело больная русская женщина. Дехкане и рабочие Советской степи вынесли оттуда истощенную женщину. Крайнее изнурение и волнение лишили ее речи. Только слезами увлажнились запавшие огромные круглые глаза.

Рабочие отыскали в толпе возле автомашины перепуганную Софью Преображенскую и сдали ей на руки больную. Обительский служитель, оправдываясь, сознался, что эту женщину поручил ему правоверный «Вася», который жизнью заклинал его спрятать ее в худжре от чьих бы то ни было глаз. Но сам он ушел сопровождать наисвятейшего имам-да-муллу Алимбаева, а женщина тяжело заболела…

Никто, даже Софья Преображенская, которой рабочие поручили несчастную, не узнал в ней Любовь Прохоровну. Марковская поняла: она спасена, и радовалась, что никто не узнал ее в такую страшную минуту жизни.

И Преображенская в заводской автомашине отвезла ее в больницу Голодной степи.

XXIV

Саид еще два дня пробыл в Караташе после этого торжественного и такого богатого переживаниями дня. Возбужденные рабочие и дехкане завладели обителью. Нужна была революционная воля, чтобы направить их в нужное русло, возглавить порыв масс. Саид сдерживал людей сколько мог. Баи и обительские ишаны не простят надругательств над их святыней.

Саид посоветовал членам комиссии вынести решение: просить Караташский исполнительный комитет Совета трудящихся привлечь всех баев и мулл к суровой революционной ответственности за укрывательство преступников от органов советской власти.

— Нас всякая белогвардейская, контрреволюционная сволочь расстреливала за то, что мы принадлежали к партии коммунистов-большевиков. И мы этой ответственности не снимали с себя. А они… Со всех сторон в самое сердце народа направляют они свое отвратительное жало. Пускай же возьмут на себя труд доказать свою не виновность перед революцией, перед социализмом. Нам достаточно знать, что это наш классовый враг, а степень его преступности давно определена. Мы должны быть тверды в своем решении. Иначе проделанная нами сегодня работа явится лишь посмешищем и… оружием в руках пощаженных нами врагов. А нам предстоит провести самую ответственную кампанию весеннего сева в Советской степи!