Роман Нелюбовича

Торопиться было некуда, Муська так рано меня не ждала, она вообще меня не ждёт, если у неё есть корм в миске, поэтому я согласился. Мы вышли на улицу, спустились с крылечка на тротуар. Только-только зажглись фонари. Она стояли друг от друга не так часто, как в городе, но светили не менее ярко, и бабочки летели на их свет так же уверенно.

Геннадий Григорьевич достал пачку сигарет, протянул мне. Я отказался.

– Спасибо, бросил.

– А я вот… не хочу.

Он взял сигарету, прикурил.

– Вижу, вы разочарованы.

Я кивнул. Говорить о прошедшем собрании не было никакого желания, я действительно был разочарован и опустошён, но на меня вдруг накатило:

– Геннадий Григорьевич, как вы считаете, они действительно ничего не понимают – все эти члены клуба? Или претворяются? Ведь это не стихи. Это даже близко не стихи! Мне бы хотелось сказать жёстче, но тогда уже матом. Они что, в школе не учились? Не читали Пушкина, Лермонтова? Я же помню, как нас заставляли. Онегин, например: Мой дядя самых честных правил. Или: Но к ней Онегин подошёл и молвил… Да много всего! И разницу между стихами и хренью – её же видно! Или вот Есенин, Бродский, да бог с ним, Евтушенко! Они что, не читали их?

Геннадий Григорьевич прищурился.

– Не любите Евтушенко?

– С чего вы взяли?

– Ну как же: «и бог с ним». Подобные вставки в речь просто так не попадают.

– Да… не то, чтобы не люблю… У каждого свой вкус. Мама моя им зачитывается. Да и знакомые некоторые тоже. А я вот как-то больше к классике тянусь. Современные поэты тоже нравятся, особенно Игорь Царёв, но классика… знакомее что ли.

– А прозу?

– Что «прозу»?

– Прозу чью предпочитаете?

Я выдохнул.

– Так же, наверное. Куприн, Чехов, дядя Гиляй, Ремарк, Бунин. Многих читал, кого-то через силу, кого-то с удовольствием, но след в душе остался.

– И, наверное, не только в душе?

– Вы о чём?

– Почитал я ваши рассказы. И повесть там у вас небольшая. Есть некоторые вопросы, пожелания.

– Например?

Я приготовился выслушать, чего такого хорошего и чего такого плохого с точки зрения редактора есть в моих рассказах, но Геннадий Григорьевич на критику оказался скуп.

– В целом мне понравилось. Понравилось. Посмотрю, что можно напечатать. Уже есть намётки. На гонорар, кстати, не рассчитывайте. Мы издательство малобюджетное, лишних денег не имеем, поэтому авторские гонорары выдаём исключительно бесплатной подпиской на три месяца. Устраивает?

– Вполне. Печатайте по одному рассказу каждый квартал, чтобы обеспечить мне полногодичую подписку, и наша дружба никогда не иссякнет.

– А вот и я, заждались? – на крыльцо вышла Мария Александровна. Она навесила на дверь хозяйственный замок и щёлкнула ключом. Замок слабенький, такой сковырнуть – дел на две секунды.

– Вы, гляжу, воров совсем не боитесь, – зачем-то сказал я.

– А чего их боятся, – откликнулась Мария Александровна. – У нас кроме книг воровать нечего. А и украдут не страшно. К литературе приобщатся.

Она взяла мужа под руку, и мы пошли по улице в сторону вокзала. Залаяла собака, ей принялась вторить другая. В уши начали гундосить комары, где-то впереди завёлся мотоцикл. Следом прогудела вечерняя электричка, загрохотала колёсами по рельсам. Как, наверное, неудобно жить у железнодорожных путей и слушать ночами проходящие поезда.

– Роман Евгеньевич, а почему вы решили переехать в наш городок? – спросила Мария Александровна. – Из центра да в провинцию! Это нешуточный шаг.

Да какие тут шутки. Признаться, я и сам не понимал до конца, почему решил уехать. До сих пор не понимал. Отговорки, что, дескать, пенсия, наследство и прочая казуистика, не более чем отговорки. А настоящая причина… Я не то чтобы её не знал – не мог сформулировать, поэтому всегда говорил придуманную и действующую наверняка версию.

– Жить у вас дешевле. Продукты, коммуналка, огород опять же. Нынче пенсии маленькие, надо как-то выкручиваться.

Я посмотрел на Марию Александровну, думал, она скажет, что, мол, устроился бы на другую работу, вот и прибавка. Но она не сказала, лишь пожала неопределённо плечами.

– Роман Евгеньевич, а ваши занятия литературой – это серьёзно? Или просто увлечение?

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Машеньке нравится, как вы пишите, – пояснил Геннадий Григорьевич. – Она даже сравнила вас с одним известным автором.

– С кем, если не секрет?

– Секрет, – совсем по-девчоночьи улыбнулась Мария Александровна. – А то зазнаетесь и ляжете почивать на лавры. А вы нам нужны бодреньким.

– Жаль, – вздохнул я, – было бы интересно узнать. А то вдруг окажется, что тот автор для меня совсем не авторитет.

– И всё же: серьёзно или?..

– Иногда мне кажется, что серьёзно, иногда хочется всё бросить и забыть. Кому нужна сегодня литература? Это при Советском Союзе мы были самой читающей страной в мире, а сейчас в десятку хотя бы входим? Телевизоры украли у нас читателя, как в своё время кино увело из театров зрителей.

– Ну, это старая сказка, – отмахнулся Геннадий Григорьевич. – Театров не стало меньше и они по-прежнему полны. А книжные магазины… Когда вы последний раз были в книжном магазине?